Бисмарк о России

Весь день провел в архивах, нашел неизвестное высказывание Бисмарка

Очень страшная фотография

Это не заседание кургиняновской Сути времени или дугинского Международного евразийского движения. Это даже не съезд ЛДПР. Это фотография с сегодняшнего круглого стола об угрозах и вызовах России в рамках Международного военно-технического форума Армия-2016, организованного Министерством обороны РФ.
На ней - слайд, сопровождавший выступление свеженазначенного начальника Высшей академии Генштаба РФ, руководителя военной операции России в Сирии Кураленко Сергея Васильевича.
Поскольку фото маленькое, воспроизвожу текст:
Ещё в 2012 году кандидат в президенты США Митт Ромни заявил:
«Наша цель – Россия. Эта дикая страна … представляет угрозу не только Соединенным Штатам. Россия представляет собой угрозу всему человечеству.
… Наша задача заставить Россию пожирать себя изнутри, внося смуту и раздор в общество этой страны. … Мы заставим русских взяться за оружие. Мы настроим чеченцев, татар, башкиров, дагестанцев против русских. Мы обязаны заставить их драться друг с другом. Мы обязаны умножить действия, направленные на дискредитацию Православной церкви в России.
И, если ничего из вышеперечисленного не сработает, нам не останется иного, кроме как объявить быструю и победоносную войну этой стране.
Мы разрушили СССР, мы разрушим и Россию»

Ещё раз - этот говорит не Жириновский, не Кургинян и не Дугин на очередной пятиминутке ненависти. Это выступление главы Академии Генштаба на официальном мероприятии Министерства обороны.
Меркель была права, когда говорила, что Путин живет в своем собственном мире. И не только Путин. Не зря немецкое правительство 21 августа приняло первую со времен Холодной войны концепцию гражданской обороны и советует гражданам хранить дома десятидневные запасы воды и еды. Люди, которые руководят российской армией, люди, в распоряжении которых громадный ядерный арсенал, тоже живут в собственном безумном мире, где официальный кандидат от республиканцев объявляет о намерении объявить России войну. Это реально страшно. Люди, которым мерещится, что они загнанные в угол крысы, в состоянии паники способны на самые идиотские поступки.

ДРУЖИТЬ ПО-РУССКИ

В начале месяца в сети снова всплыла история про Фонса Тромпенаарса и его сравнение культур. Для тех, кто вдруг пропустил — напомню: голландский исследователь Тромпенаарс делит культуры на несколько категорий. В том числе на культуры универсалистские (в которые действуют единые для всех правила) и партикуляристские (в которых правила меняются в зависимости от ситуации). Одной из иллюстраций такого различия стал следующий опрос:

Вы стали свидетелем того, как ваш друг на машине превысил скорость и сбил человека. Других свидетелей кроме вас нет. Соврете ли вы под присягой, чтоб спасти друга от тюрьмы?

Тромпенаарс проводил такой опрос в разных странах и везде люди отвечали по-разному. На одном, универсалистском, конце спектра оказались США, Англия и Швейцария. В этих странах больше 90% опрошенных не стали бы врать ради друга преступника. С противоположной, партикуляристской, стороны разместились Россия, Китай и Венесуэла. Для большинства в этих странах дружба оказалась важнее закона.

 
























Такой партикуляризм я каждый день наблюдаю в фейсбучной ленте.

Вот например:

После теракта в Мюнхене кремлевский политолог Сергей Марков написал, что в терроре виноваты правительства Германии и Франции. Почему? Да потому, что они ведут гибридную войну против России и поддерживают неонацистов в Киеве. Он написал об этом аж три поста. Сочувствие Марков выразил лишь в одном, и то мимоходом, да к тому же не жертвам, а «европейским друзьям». Я не знаю, хотя и догадываюсь, кто является европейскими друзьями Маркова. Но у меня с ним три общих друга в Фейсбуке.

Другой кремлевский политолог, Вячеслав Никонов, тоже решил, что теракты в Европе связаны с тем, что Запад обращает мало внимания на преступления украинской хунты. С Никоновым у меня 5 общих друзей в ФБ.

Еще один кремлевский политолог, Сергей Караганов, на днях в интервью немецкому журналу Шпигель заявил о готовности России нанести превентивный удар по Польше и Прибалтике. «Россия больше никогда не будет воевать на своей собственной территории». С этим у меня 9 общих друзей.

Поэт Игорь Караулов давно был поклонником Путина, но Крымнаш окончательно снес ему крышу, и в последнее время Караулов стал известен не столько стихами, сколько людоедскими заявлениями. Он, например, выражал надежду, что Макаревича и других либералов неправильной национальности прогонят по Москве под конвоем. С Карауловым у меня 13 общих друзей.

5 общих друзей с Марией Захаровой, 5 общих друзей с Арамом Габреляновым, 3 общих друга с Маргаритой Симоньян. Возьмите наугад любого российского упыря, и, если он есть в Фейсбуке, у меня с ним найдутся общие друзья.

Кто там самый одиозный? Конечно Яровая. Посмотрим. Увы, в Фейсбуке её нет. Кто ещё? Депутат Виталий Милонов. Точно, есть один общий друг. Найдется всё! Если бы в Фейсбуке был Путин, у меня и с ним бы были общие друзья, я в этом совершенно уверен.

При этом я сам очень тщательно выбираю друзей — и в Фейсбуке и в жизни. Ни один из них не является ни агрессивным запутинцем, ни крымнашем. Я вполне уверен, что всем моим друзьям в ФБ заявления Маркова и Караганова так же отвратительны как и мне. Но они их терпят, месяц за месяцем и из года в год. Почему?

Пару раз я задавал им этот вопрос.

Иногда мои друзья отвечают, что наблюдают за этими персонажами в научных целях. Хорошо, но для этого ведь не обязательно добавлять их в друзья. У каждого из вышеперечисленных на странице есть кнопка Follow — нажимаешь и читаешь их в своей ленте. Так что научный интерес — не объяснение. Если у вас дома завелись тараканы, это ещё не делает вас энтомологом.

Журналисты (их среди моих друзей много) иногда отвечают, что держать известных людей в друзьях им нужно для удобства. Например, можно быстро связаться через мессенджер. Этот ответ меня тоже не устраивает. Возможно, это чуть-чуть облегчает жизнь, но я и сам журналист, и я прекрасно знаю, что комментарий легко можно взять по телефону, Скайпу или Телеграму, без того, чтобы добавлять мерзавцев в друзья.

Наконец, некоторые друзья говорят, что держат в друзьях подобных персонажей потому что с незапамятных пор знают их лично, и они не всегда были такими. И пусть эти друзья уже много лет как испортились, не рвать же из-за этого отношения.

Вот этому объяснению я верю.

Ну и что такого? - спросят многие, - это же просто Фейсбук.

Но это не просто Фейсбук. В реальной жизни происходит то же самое. Помните Венедиктова, делающего селфи с Леонтьевым и Макаревича, мило беседующего с Песковым? Впрочем, это было два года назад. Есть куда более близкий пример.

8 июля 2016 «Медуза» опубликовала (https://meduza.io/feature/2016/07/08/esli-kto-to-schitaet-chto-mozhno-pryamo-voobsche-vse-eto-ne-tak) расшифровку беседы в редакции РБК, где новое начальство объясняло журналистам еще вчера независимого издания, что правила поменялись и есть черта, которую им лучше не переходить. Большинство либеральной публики взорвалась возмущением, но у новых начальников, Тросникова (бывший глава службы новостей ИТАР-ТАСС) и Голиковой (бывшая главред сайта ИТАР-ТАСС), нашлось на удивление много защитников — все в том же либеральном лагере. Куча людей со вполне антипутинскими взглядами выражала им поддержку и возмущалась их шельмованием.

Подобную беседу в редакции мы уже видели. 12 марта 2014 подобным же образом сменилось руководство у Lenta.Ru. На следуюший день Slon.Ru опубликовал (https://slon.ru/russia/novyy_glavnyy_redaktor_lenty_ru_ya_nichego_ne_znayu-1069956.xhtml) расшифровку разговора нового главреда Алексея Гореславского с редакцией. Гореславский в 2014 вел себя куда более прилично, чем Тросников и Голикова в 2016. Но, в отличие от последних двух, у него не нашлось либеральных защитников. Мало того, многие из тех, кто в 2014 яростно ругал Гореславского, в так же яростно 2016 защищали Тросникова и Голикову.

Почему?

Да потому что у Гореславского было другое прошлое. До того, как в 2013 пойти на работу в ТАСС (отличное, кстати, они выбрали для этого время — только что принят Антимагнитский закон, Болотное дело в самом разгаре, Pussy Riot сидят свою «двушечку»), Тросников и Голикова довольно долго проработали на высоких позициях в «Коммерсанте». Голиков же ни в каких либеральных изданиях не работал, зато был главредом одиозного прокремлевского «Взгляда»

В отличие от нового начальника «Ленты», новые начальники РБК многие годы провели в либеральной тусовке. Для оппозиции они были и остаются своими — друзьями, коллегами, собутыльниками. Своих в России защищают всегда, чтобы они ни делали. Потому что в России, как в любой стране третьего мира, нет ничего важнее, чем личные связи.

Если говорить экономическим языком, то любое общество существует для того, чтобы снизить стоимости транзакций. Если говорить человеческим — чтобы упростить жизнь своим членам. Общество упрощает людям жизнь множеством способов, но все их можно условно разбить на три категории — наказание преступников, поддержка нуждающихся и предоставление разных услуг.

Общества в свою очередь тоже бывают трех видов.

Первое — открытое демократическое общество с развитыми формальными и неформальными общественными институтами. Правила в таком обществе прописаны явно, в виде законов, и одинаковы для всех. Такое общество защищает даже чужаков. Примеры общества первого типа — США, Британия, Германия, Нидерланды и большинство других западных стран.

Второе — традиционное закрытое общество, где каждый должен знать своё место. У такого общества нет писанного кодекса правил, но эти правила, тем не менее, существуют и все их знают. Чужаков такое общество не признает.

Общество второго типа — любое племя или клан. Когда-то все общества были такими, сейчас их гораздо меньше. Но общества второго типа сегодня можно найти не только в Сомали или в джунглях Амазонки, они есть фактически в каждой стране. Это криминальные сообщества. Они оказывают своим членам услуги — достать сигареты или наркотики, передать на волю «маляву» или дать позвонить по мобильному. У них есть свои неписанные законы, нарушителей которых жестоко наказывают. У них даже есть своя система соц.помощи - «общак».

Наконец, есть третий тип общества, в котором старые клановые связи и правила уже разрушены совсем или остались лишь среди маргинальных групп, но новые, западные, общественные институты — суды, полиция, социальная помощь - так и не смогли укорениться. Они вроде бы формально существуют, но на самом деле это лишь фасад, декорация, соломенный самолет. Россия — общество как раз такого типа. И знаменитая русская дружба — тесная, горячая, безусловная, совсем не такая, как прохладная и отстраненная дружба на Западе — обязана своим существованием полному развалу других общественных институтов, формальных и неформальных.

Слова “обращайтесь в суд” превратились в России в насмешку, полиция ведет себя как оккупационные войска, здравоохранение убивает, образование насаждает мракобесие. Нет, кажется, ни одного государственного института, от которого обычный человек может получить адекватную помощь. Негосударственные институты — в первую очередь благотворительные фонды и объединения добровольцев — пытаются как-то заполнить эту пустоту, но во-первых их очень мало для такой огромной страны, а во-вторых, государство панически боится любой неформальной активности и изо всех сил ставит фондам и добровольцам палки в колеса, навязывая им идиотские правила работы, перекрывая им финансирование, а иногда и просто их закрывая.

В этих условиях остается лишь два общественных института, к которым люди могут обратиться за помощью: коррупция и связи.

То, что на Западе происходит обычным, нормальным способом: через суд, полицию, школу, больницу, агентство занятости — в России делается через заднюю дверь - с помощью друзей, коллег, однокашников. Через знакомых пристраивают детей в хорошую школу. Через знакомых находят хорошего врача. Через знакомых ищут работу. Через знакомых — у кого они есть — добиваются открытия судебных дел и отбиваются от наездов налоговой и СК. Даже взятки давать лучше по рекомендации, иначе есть риск сесть в тюрьму или нарваться на то, что деньги возьмут, а дело не сделают.

Короче говоря, знакомства — главный неформальный институт, без которого жизнь в России превращается в ад.

Несомненно, и на Западе связи играют важную роль, особенно в политике и в бизнесе. Но там эта роль все же вспомогательная. В России же связи — единственный общественный институт, который хоть как-то работает.

Поэтому связями никто не разбрасывается. И не только с друзьями — с нынешними и бывшими коллегами, однокашниками, знакомыми по фитнес-клубу или по рюмочной. Это действует на всех этажах общественной пирамиды, вплоть до самого верхнего. Это - одна из причин того, что воры во власти никогда не садятся надолго, уволенные за профнепригодность чиновники получают новые должности, а на раскольников из правительства (в отличие от несогласных со стороны) не заводят уголовных дел.

Так было и так будет в России. И призывать к принципиальности (http://www.inliberty.ru/blog/1759-rtfm) тут бесполезно. Друзья — это главный актив. Принципы — обуза, которую мало кто может себе позволить. Если приходится выбирать между первыми и вторыми, выбор всегда очевиден.

В Украине всё устроено чуть по-другому. В ней одновременно присутствуют все три системы. По нынешней ситуации в стране можно изучать смену общественных формаций.

До Евромайдана власть в Украине была у представителей кланово-криминальной системы. Они эффективно защищали интересы своего клана и пытались задавить чужаков. Для донецких отлично работали все социальные лифты, был даже анекдот о том, что в Донецке опасно ходить по улицам: людей хватают посреди бела дня, отвозят в Киев и назначают на высокие должности. При этом Янукович, в отличие от Путина, совершенно не стеснялся сажать в тюрьму своих бывших коллег, таких как Луценко и Тимошенко. Связи вне донецкого клана не имели для донецких значения.

Нынешняя власть ведет себя иначе. Старый клановый строй в Украине распался, но новый правовой все никак не сложится. Порошенко и его команда, по счастью, не из криминальной среды, но они — типичные граждане третьего мира, для которых самое главное - связи. Поэтому старых врагов (близкий круг Януковича) и новых (близкий круг Коломойского) — то ловят, то отпускают. Поэтому никто так и не сел за коррупцию (http://www.svoboda.org/contentinfographics/infographics/27797444.html). Поэтому все по прежнему решается через знакомства и институт «смотрящих».

Поэтому буксуют реформы. Эффективная экономика невозможна без надежного права собственности, надежного исполнения контрактов, эффективной и честной бюрократии. Всё это в свою очередь невозможно без правового государства. А правовое государство невозможно без работающих судов. Пока судьи будут отпускать преступников из прежнего правительства, помогать высокопоставленным рейдерам и восстанавливать в должности проворовавшихся чиновников, потому что они приходятся кому-то кумовьями и соседями по Конча-Заспе, никаких реформ в Украине не будет.

К счастью, в Украине есть и другие, негосударственные, общественные институты, гораздо более масштабные и эффективные, чем в России. Они созданы волонтёрами, для которых принципы пока что важнее связей.

Интересная деталь — у меня в друзьях очень много украинцев. Но у меня нет ни единого общего друга с одиозными украинскими фигурами типа, например, Анатолия Шария. Был бы Шарий россиянином, у меня бы с ним было не меньше десятка общих друзей в ФБ.

Украинскому государству активисты явно не нравятся, они мешают политикам спокойно проводить свои схемы. Но в Украине государство гораздо слабей, чем в России, а волонтеры гораздо сильнее своих российских коллег. Государство не может их задавить или взять под контроль. По крайней мере пока. Но эти две системы — партикуляристская и универсалистская, система кумовства и система права - не могут бесконечно существовать бок о бок. Обе системы очень мешают друг другу. Активисты мешают политикам восстанавливать старые коррупционные схемы. Политики мешают активистам строить новую европейскую страну. В конце концов — и довольно скоро — одна из них уничтожит другую. Либо старый политический класс так усилится, что смогут задавить волонтеров. Либо волонтеры смогут создать достаточно сильные партии, чтобы взять власть в стране в свои руки — и, что важнее всего, не переродиться в процессе в таких же «решал».

Дальше напрашивается цитата из Ли Кван Ю про «посадить трёх друзей». Но это плохая цитата. В правовом государстве президент никого не сажает. В правовом государстве такие вопросы решают суды. Политическая задача новых украинских активистов — не сажать проворовавшихся друзей, а создать судебную систему, на которую никто — включая их самих - не сможет влиять. Ну а их человеческая задача — не заметать под ковер плохие поступки своих друзей, а предостерегать друзей от этих плохих поступков. Хороший друг — не тот, кто отмажет тебя, если ты сбил пешехода. Хороший друг - тот, кто не даст тебе превышать допустимую скорость.

Первые соображение по поводу назначения Джонсона

 

 

Для начала три факта и два, как мне кажется, очевидных предположения.

Факты:

1. Борис Джонсон, лицо кампании за выход Британии из ЕС (и самый популярный в Британии политик согласно всем опросам за последние годы), назначен министром, иностранных дел.

2. Созданы два новых министерства, дублирующих функции МИДа — министерство Брекзита и министерство международной торговли.

3. Главами этих министерств тоже назначены сторонники Brexit — Дэвид Дэвис и Лайем Фокс.

Очевидные предположения:

4. Тереза Мэй крайне заинтересована в том, чтобы ее премьерство было успешным, чтобы ей досрочно не пришлось досрочно уходить в отставку и чтобы она победила на выборах в 2020, а может и в 2025 годах.

5. Для того, чтобы ее премьерство было успешным, ей нужно чтобы Брекзит прошел для Британии максимально безболезненно.

Гипотезы

Теперь мы подходим к более зыбким вещам. Попробуем понять логику этого назначения.

Вечером среды большинство комментаторов писали, что Мэй дала Джонсону формально третий пост в государстве — после собственно премьера и канцлера — но лишила его реальных полномочий. Переговоры по Брекзиту будут вести Дэвис (поскольку это его министерство) и Фокс (поскольку главным камнем преткновения будет являться как раз торговля), вторая важнейшая тема - заключение договоров о свободной торговле с другими странами мира - тоже перейдет к Фоксу, а Джонсону останутся чисто декоративные функции: ездить по миру, махать ручкой и улыбаться.

Такая конструкция кажется мне крайне нелогичной.

Если Джонсон будет избавлен реальной ответственности за Брекзит и заключение международных договоров, это будет очень выгодно ему самому и очень невыгодно Мэй.

Джонсон один из самых обаятельных политиков в мире. Сила его обаяния такова, что перед ним не в силах устоять даже многие политические оппоненты — по опросам к нему хорошо относится более 40% избирателей лейбористов. Если функция Джонсона будет декоративной, он станет ездить по миру, позировать с премьерами и президентами, кататься на метро в Китае, играть в регби в Японии,  таскать за хвост варанов в Малайзии, позировать с автоматом в Курдистане и набирать, набирать, набирать очки у избирателей. На декоративном посту у него не будет ни единого шанса проколоться — опасными для карьеры делами будут заниматься другие - зато будет куча возможностей непрерывно торчать в телевизоре и продолжать завоевывать любовь публики. Публика любит, когда её развлекает, а Джонсон умеет развлекать как никто другой. 

Отбирая у Джонсона реальные полномочия, Мэй собственными руками создаст себе опасного конкурента.

Одновременно она сама роет себе яму в отношении Brexit-а. И Фокс и Дэвис куда более последовательные евроскептики, чем Джонсон. Хуже того — у них крайне жесткая позиция по иммиграции. Джонсон, наоборот, неоднократно говорил, что относится к иммиграции позитивно.

Именно иммиграция обещает быть самой сложной темой на переговорах — ЕС уже дал понять, что в этом вопросе он уступать не собирается. То есть выводя Джонсона из переговоров с ЕС и отдавая их на откуп «ястребам» Дэвису и Фоксу Мэй фактически гарантирует то, что переговоры будут очень сложными, возможно, провальными.

А если переговоры будут провальными, то Мэй окажется плохим премьером, потому что именно Brexit станет главной темой её [первого] премьерства (если, конечно, ИГИЛ не нападет на Турцию или Путин на Польшу).

Поэтому для Мэй будет контрпродуктивно лишать Джонсона реальных полномочий.

Я бы предположил, что у неё другой замысел: сыграть в ЕС в доброго и злого полицейских.

Сначала переговоры будут вести злые Дэвис и Фокс, упираясь лбом и требуя невозможного. А потом будет приходить добрый и симпатичный Джонсон и предлагать ЕС взаимовыгодный компромисс.

В таком случае успешный итог переговоров куда более вероятен.

Но он, конечно, не будет полностью успешным. Британия не сможет получить всего, чего хочет. В частности ей, очевидно, придется пойти на серьезные уступки именно по иммиграции. А эта тема для многих британцев довольно болезненна. И в том, что иммиграцию не удалось сократить так, как многие надеялись, можно будет обвинять именно Джонсона.

То есть давая Джонсону реальные полномочия — и реальную отвественность — Мэй убивает двух зайцев: обеспечивает максимально возможный успех переговоров и лишает очков вероятного будущего соперника в борьбе за премьерское кресло. Win-win.

Я бы предположил, что так она и поступит.

Хотя очень может быть, что все обернется совсем иначе. У всех людей свои приоритеты и своя логика, часто не совпадающая с нашей, поэтому предсказывать действия других  - дело неблагодарное. Поживем-увидим.

О смелости и трусости

 

Очень страшный этот флешмоб про «я не боюсь сказать». Есть совершенно жуткие истории. Но еще страшнее его масштаб. Похоже, что 80%-90% украинских и российских женщин подвергалось насилию, причем многие — в очень раннем возрасте. Я видел похожую статистику по Папуа — Новой Гвинее и некоторым африканским странам, и в голове не укладывается, что такое происходило и происходит во вроде бы не совсем дикой стране, где ты родился и вырос. Фактически рядом с тобой и происходило, хотя ты был ни сном ни духом. Не замечал — возможно потому, что замечать не хотел.
Многие и сейчас не хотят замечать.
Все эти мета-посты — от откровенно гнусных, про «отсосать у профессора» и «хвастаются сексом» до «рациональных» - предлагающих женщинам не ходить в темноте, не пить с незнакомцами, изучать карате, носить нож, обращаться в полицию и лучше воспитывать дочерей — проявление трусости.
В интернете открылась дыра и оттуда полезла черная хтонь. В России и в Украине вообще много хтони, там хтонью суп заправляют, но тут ее вылезло столько, сколько в последний раз вылезало, наверное, лет 60 назад, когда открылась правда про сталинские репрессии. И все эти предложения давать коленкой по яйцам и обращаться в полицию — просто жалкие попытки как-то эту хтонь рационализировать, притвориться, что это не хтонь, а что-то другое, затолкать ее обратно в дыру, из которой она все лезет и лезет. Вернуть мир в комфортное состояние, в котором с привычной проблемой можно было справиться привычными методами.
В этом примерно столько же смысла, сколько в попытках провернуть назад фарш.
Поэтому совет. Этот флешмоб будет продолжаться еще долго. Если у вас нет своих историй, считайте, что вам очень повезло и просто молчите, читайте и думайте. Потому что когда вы начинаете писать все эти «мудрые» мысли, над ними появляется невидимый тэг ‪#‎ябоюсьчитать‬. Они не боятся, а вы боитесь.
Уже совершенно очевидно, что никакими привычными, готовыми к носке способами эту проблему не решить. О том, что с ней делать, придется думать не один год. Но сначала нужно хотя бы выслушать жертв, чтобы до конца осознать масштабы происходящего. Можно, конечно, пытаться заболтать страшное, чтобы не дай Бог его не услышать, но это во-первых выглядит жалко, а во-вторых все равно бесполезно — рано или поздно услышать придется, как ни вертись.

РБК-FAQ

Краткое изложение истории, для тех, кто её пропустил.
К журналистам РБК пришли новые начальники из ТАСС, чтобы объяснить им новые правила игры, предварительно попросив, чтобы разговор "не выходил за пределы этого помещения". Но кто-то из журналистов записал разговор и передал его в Медузу (если вы еще не читали, прочтите - поразительной силы документ). Статья мгновенно разошлась по социальным сетям. Гендиректор РБК возмутился и предложил своим журналистам "катиться к хуям".


Q. Разве можно выкладывать разговор в сеть, если просили не выкладывать?

A. Можно и нужно.

Во-первых, никто не обязан подчиняться любым просьбам и требованиям. Обязательства возникают, только когда человек сам явным образом согласился исполнить просьбу. Если такого согласия нет — а в разговоре новых начальников с журналистами РБК его не было - просящий не в праве ожидать, что любая его просьба будет исполнена. Если он не получил согласия на то, что разговор останется в тайне, он может либо промолчать, либо говорить, осознавая, что его слова могут стать известны всем.

Во-вторых, существуют серьезные подозрения, что в разговоре обсуждается введение в издании цензуры. Цензура запрещена Конституцией РФ, Законом о СМИ а также статьей 144 часть 2 УК РФ «Воспрепятствование законной профессиональной деятельности журналистов путем принуждения их к распространению либо к отказу от распространения информации, совершенное лицом с использованием своего служебного положения». То есть речь, возможно, идет о подготовке преступления. Если участник разговора подозревает, что с ним могут обсуждать подготовку преступления, он просто не имеет права держать такой разговор в тайне — иначе он сам станет соучастником заговора.

Q. Почему Медуза публикует имена новых начальников, но скрывает имена журналистов РБК?

A. Медуза делает это для защиты журналистов. Новым начальникам, пришедшим в РБК из ТАСС, чтобы объяснить журналистам про пределы допустимого в нынешней России, к сожалению, скорее всего ничего не будет. Максимум, что им грозит — общественное осуждение. А вот журналистов, задающих неудобные вопросы и публикующих «неправильные» материалы, в нынешней России могут ожидать любые неприятности, от запрета на профессию до избиения и, в крайних случаях, физического устранения.

Q. А что же по-вашему новые начальники должны были сказать журналистам?

А. Ничего. Если они честные люди и настоящие журналисты, они должны были отказаться от любого участия в удушении независимых СМИ.

Q. Медуза такая смелая, потому что сидит не в Москве, а в Риге. Оказались бы они сами в такой ситуации...

А. Медуза была в такой ситуации. Тогда они сидели в Москве и назывались Лента.Ру. Когда им пришли объяснять про пределы допустимого, они, чтобы иметь возможность писать то, что думают, переехали в Ригу.

 

Q. Вам легко такое говорить, а у них семья, дети...

А. За право такое говорить российские журналисты расплачиваются сломанной карьерой, низкими гонорарами, невозможностью публиковаться в большинстве российских СМИ, а многие — даже вынужденной сменой профессии. Кому в данном случае легче — тем, кто платит за возможность говорить возможностью спокойно работать по специальности, или тем, кто продает свою совесть, чтобы сыто жить и делать карьеру — решайте сами.

Brexit. Игра престолов

Кровавая бойня в британской политике может перекинуться на континент.

Говорят, в интересные времена лучше не жить. Увы, это несбыточное пожелание. Раз в 30–40 лет казавшийся незыблемым мир внезапно исчезает, и на его место приходит другой, совершенно на него не похожий. Сейчас начинается как раз такое интересное время. Точнее, оно началось два года назад, когда Россия, будто объевшись белены, решила напасть на Украину, а взявшийся из ниоткуда ИГИЛ почти стер с карты Сирию и Ирак. Brexit — не следствие этих событий, а просто еще одна точка на карте, где прорвалась наружу долго копившаяся усталость от текущего положения дел.

Те, кто застал 1989–1991 годы в сознательном возрасте, отлично понимают, о чем идет речь, хотя, возможно, рассчитывают, что на этот раз обойдется. Не обойдется, не ждите. Это вовсе не значит, что Евросоюз распадется (хотя, в 1990-м в распад СССР тоже никто не верил), но через пару лет его будет не узнать. Как и многое другое в мире. Каждому поколению нужно разок сломать изживший себя миропорядок через колено, и мы сейчас как раз переживаем этот момент. Хуже того, мы в самом его начале.

Тем же, кто в 1991 году ходил в младшие классы или еще не родился, можно посоветовать вспомнить «Игру престолов». Тем более, что последние несколько дней ничуть не уступают сериалу в количестве смертей главных героев.

Но давайте по порядку.

Сезон 1, эпизод 1. Зима близко

Дэвида Кэмерона сейчас все подряд обвиняют в том, что он, дурак, объявил референдум, хотя вполне мог бы этого не делать. Не мог. Если бы референдум не объявил он, его через несколько лет объявил бы Найджел Фарадж, глава Партии независимости Соединенного Королевства (UKIP), которая в последние годы отбирала все больше голосов как у консерваторов, так и у лейбористов. Проблема была не в Кэмероне, а в классической революционной ситуации — огромное количество рядовых европейцев уже не хотят жить по-старому, а руководство Евросоюза не умеет и не хочет мыслить по-новому.

В 2005 году европейскую конституцию, превращающую союз независимых стран в федеративное сверхгосударство, прокатили на референдумах граждане Франции и Голландии. Но руководство ЕС протащило ее не мытьем, так катаньем, переименовав в Лиссабонский договор, потому что договоры, в отличие от конституций, принимают не референдумом, а парламентским большинством. Демонстративно наплевав на мнение голландцев и французов, лидеры ЕС заложили под союз часовую бомбу. Люди почувствовали, что с ними не считаются. Евросоюз начал терять популярность. Зато, сначала в тех же Франции и Голландии, а потом и в других странах Европы, стали набирать популярность партии, обещавшие вернуть власть из рук брюссельских бюрократов домой. Особенно популярной эта идея стала в Британии.

Помимо инстинктивной нелюбви к оторванным от народа бюрократам, у англичан были и две более конкретные претензии.

Одна из них касалась иммиграции. Англия первая открыла свой рынок труда для вошедших в ЕС бывших стран советского блока — при том, что туда уже массово мигрировали индусы, пакистанцы и жители других бывших британских колоний. В год в страну переезжало более полумиллиона иностранцев — в пересчете на количество населения больше принимала только Швеция. У многих появилось искушение свалить вину за реальные проблемы — трудности в поисках работы, переполненные детсады и школы, очереди в больницах — на понаехавших. А у многих политиков — искушение раскручивать тему мигрантов в собственных целях. Россиянам и то и другое должно быть отлично знакомо.

Второй претензией был вал бессмысленных брюссельских директив, мешающих жить всем, но особенно малому бизнесу. Символом бюрократического абсурда стал «запрет кривых огурцов».

На самом деле запрета как такового не было. В 1988 году Еврокомиссия постановила, что огурцы должны делиться на три класса в зависимости от кривизны, и эти три класса огурцов нельзя продавать вместе друг с другом. Звучит смешно, но фермерам было не до смеха. К сбору огурцов и отбраковке испорченных экземпляров добавилась еще одна процедура, сортировка огурцов по кривизне. Фермерам пришлось нанимать новых сезонных рабочих (иммигрантов, западноевропейцы на такую работу не шли) или закупать дорогие сортировочные машины. Мелкие производители, не способные их купить, разорялись. К тому же выяснилась неприятная вещь: магазины не хотели продавать три разных сорта огурцов, в зависимости от кривизны. Им было достаточно одного. В результате огурцы низших классов стали просто выбрасывать. Именно из-за этого ЕС в конце концов спохватился и отменил директиву — но лишь в 2009 году, через 21 год после ее рождения.

Другие директивы остались, и их сотни, если не тысячи. В ЕС нельзя продавать пылесосы мощностью более 1600 Вт. Нельзя продавать трубочный табак, нарезанный тоньше 1,5 мм. Запрещено писать на бутылках с водой, что она помогает от обезвоживания. И, как один из последних примеров безумия, комитет Европарламента по законодательству в конце мая предложил взимать социальный налог с промышленных роботов.

Одно из самых тяжелых для мелкого бизнеса правил, введенное совсем недавно, в 2015-м, — обязанность продавцов цифрового контента платить НДС в стране, где находится покупатель. Человек, продающий с собственного сайта свою музыку, книжки или выкройки, теперь должен отслеживать страну, из которой пришел покупатель, подавать в этой стране налоговую декларацию и платить там НДС. Если он продавал выкройки в 28 стран ЕС, ему нужно подать 28 деклараций. Даже если цена сделки была лишь несколько центов. Когда в прошлом году директива вступила в силу, мелкие продавцы взвыли и завалили ЕС протестами. В Еврокомиссии поняли, что напортачили, и пообещали откатить директиву обратно. Но, из-за особенностей работы брюссельской бюрократии, эта процедура займет не меньше полутора лет.

В общем, у европейцев были причины для недовольства. Это недовольство, как давление в котле, с каждым годом нарастало и в конце концов привело к взрыву. Можно было не объявлять референдум и отложить взрыв на несколько лет, но тогда он был бы сильнее, и на референдуме могли победить не умеренные консерваторы, а радикальные национал-популисты.

Сезон 1, эпизод 9. Никто

Найджела Фараджа есть за что не любить. Он допускает высказывания на грани расизма и ксенофобии (хотя никогда, по крайней мере на людях, эту грань не переходит), он хвалил Путина (хотя эта похвала была довольно двусмысленной), он хамит оппонентам в Европарламенте (хотя ничуть не больше, чем спикер Европарламента Шульц и председатель Еврокомиссии Юнкер). Но нельзя не признать, что из всех современных политиков именно Фарадж является живым воплощением фразы «Сначала они тебя не замечают, потом смеются над тобой, затем борются с тобой. А потом ты побеждаешь». Как сказал сам Фарадж, выступая в Европарламенте после Brexit, «когда я впервые попал сюда 17 лет назад, я говорил, что хочу возглавить кампанию по выходу Великобритании из ЕС и вы все надо мной смеялись. Должен заметить, что сейчас вы уже не смеетесь, не так ли?»

Депутаты сидели насупившись.

Фарадж борется с ЕС с 1992 года, когда он в знак протеста против Маастрихтского договора вышел из Консервативной партии. Первые годы никто не знал, кто это такой. Потом пресса стала замечать борющегося за независимость эксцентрика и потешаться над ним. Потом, когда его партия начала завоевывать мандаты на местных и европейских выборах, его начали ненавидеть. А потом стало понятно, что недовольство ЕС нарастает, особенно в рядах консерваторов, и их избиратели перебегают к Фараджу. Пока не в таких количествах, чтобы позволить ему создать парламентскую фракцию, но в таких, чтобы оттянуть у Тори голоса и поставить под угрозу их победу над лейбористами. Потом в UKIP начали перебегать консервативные депутаты, а многие из оставшихся принялись все громче требовать выхода страны из Евросоюза. Под лидером партии Дэвидом Кэмероном начало качаться кресло. Да и под всем руководством консерваторов тоже. Единственным способом сохранить власть было закрыть этот вопрос раз и надолго. А единственным способом закрыть вопрос было провести референдум, чтобы иметь возможность сказать: «Выхода из ЕС не будет, потому что такова была воля народа».

Решение было правильным. Оно позволило оттеснить UKIP на второй план и превратить дискуссию о выходе во внутрипартийный междусобойчик, где и главными противниками, и главными сторонниками Brexit становились тори. Но маховик был запущен. Фарадж своего добился.

Сезон 1, эпизод 10. Битва золотых мальчиков

Премьер-министр Дэвидом Кэмерон и бывший мэр Лондона Борис Джонсон знакомы с детства. Кэмерон и Джонсон одновременно учились в Итоне и Оксфорде, вместе состояли в Баллингтонском клубе молодых богатых дебоширов, вместе, в 2001-м, успешно баллотировались в парламент в соседних округах.

Запуская кампанию по референдуму, умный, но лишенный харизмы Кэмерон очень надеялся на помощь бывшего однокашника.

Борис Джонсон — возможно самый яркий политик нашего времени не только в Британии, но и в мире. Несмотря на свое элитарное воспитание, он легко находит общий язык с рабочими и домохозяйками. И, что значительно важнее, умеет найти подход к поголовно левой городской интеллигенции — Джонсон дважды, в 2008-м и 2012-м, избирался мэром Лондона, города, где его партия в последний раз побеждала на парламентских выборах в 1992 году. Даже став мэром крупнейшего мегаполиса, он часто валял дурака и не боялся казаться смешным. Возможно, за это его и любят: почти все опросы за последние три года называют его самым популярным политиком страны. При этом он не стесняется врать избирателям, давать невыполнимые обещания и менять политические позиции. Впрочем, это делают все добившиеся успеха политики. Просто Джонсон делает это более откровенно — многие скажут, более нагло. Из-за его обаяния ему очень многое сходит с рук. Как сказал медиамагнат Конрад Блэк, Джонсон — хитрый лис в шкуре плюшевого мишки.

Его таланты очень пригодились бы лагерю Remain (то есть сторонников членства Британии в ЕС). Но Джонсон не спешил соглашаться на предложение Кэмерона. В 1989–1994 годах он работал брюссельским корреспондентом The Daily Telegraph и, понаблюдав работу евробюрократии вблизи, стал яростным евроскептиком. Некоторые даже винят его в том, что своими репортажами он способствовал созданию UKIP и образованию евроскептического крыла консерваторов (до начала 90-х евроскептицизм в Британии был прерогативой левых). Время и пребывание в рядах консервативной партии смягчили позиции Джонсона в этом вопросе, но большим поклонником ЕС он точно не был.

Джонсон до последнего момента не мог решить, к какому из лагерей примкнуть. Перед стартом официальной кампании он написал два варианта колонки в The Daily Telegraph — первый о том, почему надо бороться за выход Британии из Евросоюза, второй — о том, почему необходимо, чтобы Британия осталась в ЕС. Но в намеченный день опубликовал все-таки первую. Рассказывают, что Кэмерон был вне себя от ярости. Вместо бесценного союзника у него появился опасный противник.

Многие считают, что Джонсон, знаменитый своей амбициозностью, просто решил, что пришла его очередь садиться в премьерское кресло. Сам он говорил, что причиной его решения стали проваленные Кэмероном переговоры о реформе Евросоюза. Точнее, Джонсон, который никогда открыто не критикует соратников по партии, написал, что Кэмерон провел переговоры блестяще и добиться большего в нынешних условиях было нереально. Но данные ему обещания не решают главных проблем, да и нет никаких гарантий их соблюдения.

Переговоры действительно были провалены. Кэмерон не смог добиться от континентальных партнеров никаких серьезных реформ и привез домой лишь ничем не подкрепленные обещания мелких косметических изменений. Это и предопределило судьбу референдума. Лагерь Remain лишился возможности предложить недовольному населению хоть какую-то позитивную программу. Он не мог обратиться к избирателям и сказать: «Если вы проголосуете за ЕС, ваша жизнь станет лучше». Поэтому единственной тактикой Remain стало запугивание. Рассказы о том, в какую пропасть рухнет страна, если проголосует за выход.

Возможно на какой-то другой народ это бы и подействовало — но не на англичан. Кампания Remain быстро получила от своих противников название проект «Страх» (Project Fear), которое оказалось настолько точным, что его подхватила даже левая, выступающая за сохранение страны в ЕС, пресса.

Лидеры Remain, глава шотландских консерваторов Рут Дэвидсон и мэр Лондона лейборист Садик Хан — умные люди и талантливые политики. Они понимали, что происходит, и пытались перевести кампанию в позитивное русло. Но провал Кэмерона на переговорах с ЕС не оставил им пространства для маневра, и даже они, раз за разом начиная свои речи за здравие, заканчивали их за упокой. Проект «Страх» так разозлил избирателей, что сторонники ЕС, имевшие в начале кампании комфортное десятипроцентное преимущество, всего за пару месяцев полностью его растеряли. Vote Leave (кампания за выход Британии из ЕС) стала побеждать.

Джонсон не просто присоединился к Vote Leave, он сделался ее лидером. Для кампании это стало бесценным приобретением. Джонсон — великолепный оратор. Он не выходит из себя, не сбивается с мысли, не переходит на личности. Внешне он совершенно спокоен и доброжелателен. Но он отлично видит слабости оппонентов и использует их на все 100%. Кампании страха Джонсон противопоставил кампанию надежды и уверенности в себе. Главным ее лозунгом стало «Take Back Control» — вернем себе контроль над страной и своими жизнями. Когда на дебатах противники Джонсона грозили соотечественникам страшной расплатой за уход из ЕС, он отвечал, что не надо бояться, мы — родина демократии, мы — великий свободный народ и преодолеем любые трудности. Когда оппоненты прибегали к персональным нападкам — а это случалось до неприличия часто — Джонсон не обращал на хамство внимания и с милой улыбкой продолжать гнуть свою линию.

Сейчас проигравшие обвиняют его в разжигании ненависти к иммигрантам, но это неправда. Фарадж и другие агитаторы за Brexit действительно запугивали британцев наплывом чужаков. Но для официальной кампании Джонсона иммиграция не была важной темой. Да, он говорил и об этом, но не про «понаехали», а про «мы должны сами решать, кого пускать к нам в страну». Более того, Джонсон сумел перехватить у оппонентов тему толерантности, заявляя, что диктат Брюсселя создает несправедливые преимущества для европейцев и что, выйдя из ЕС, страна предоставит равные шансы людям со всех континентов. Короче говоря, кампания Джонсона напоминала по духу первую кампанию Обамы: «Hope, Change, Yes, We Can!»

Естественно, Джонсон победил. Те, кто хотел уйти из ЕС, обожали его. Те, кто хотел остаться, — яростно ненавидели. И все были уверены, что он станет новым премьер-министром. Но не тут-то было.

Сезон 2, эпизод 1. Кровавый развод

Все ожидали, что после референдума кому-то из политиков придется уйти. Первой жертвой пал Дэвид Кэмерон, и это было естественно. Но вот того, что произошло дальше, не ожидал никто.

Уже через день после объявления печального для многих результата судьба обрушила свой гнев на главу лейбористов и лидера оппозиции Джереми Корбина. Министр иностранных дел в его теневом кабинете Хилари Бенн заявил Корбину, что утратил веру в его лидерские качества. Корбин немедленно уволил Бенна, но в отчет получил вал заявлений об отставке от других членов теневого кабинета. В субботу за вотум недоверия Корбину проголосовало 172 члена его парламентской фракции. Против — только 40.

Повод для этого был серьезный — несмотря на то, что партия официально поддерживала Remain, приблизительно треть ее избирателей проголосовала за Leave. Сам Корбин при этом почти не занимался агитацией и пустил дела на самотек. Более того, многие в партии подозревают, что он и сам мог голосовать за выход.

Но это только повод. Причина же в том, что большинство депутатов не верит, что Корбин способен выиграть выборы. И для этого есть все основания: год назад 67-летнего марксиста и противника НАТО сделали лидером партии голоса юных левых активистов, но для основной массы избирателей он слишком радикален. Под его руководством партия провалила сначала местные выборы, а теперь и референдум. Согласно опросам, 80% избирателей не верят, что он когда-либо станет премьером.

Но несмотря на бунт Корбин наотрез отказывается уходить и активно принимает в партию все новых сторонников по упрощенной интернет-процедуре. Депутаты не сдаются и, если Корбин не одумается, обещают выйти из партии и создать новую. Чем дальше, тем больше похоже, что лейбористам приходит конец.

Разобравшись с проигравшими, Немезида взялась за победителей. Крупнейший спонсор UKIP Эррон Бэнкс объявил, что создает новую партию, которая должна занять место распадающихся лейбористов. И в ней не будет места для Найджела Фараджа. Фарадж сделал свое дело и может уходить. Тем более, что для политика нет ничего лучше, чем уйти на пике карьеры. Мнение самого Фараджа на эту тему пока не известно.

Но главная сенсация произошла в четверг, 28 июня. За три коротких часа с 9 утра до полудня главный победитель референдума превратился в политический труп. Внезапное и безжалостное предательство Джонсона его ближайшим соратником заставила комментаторов вспомнить судьбу Юлия Цезаря и драму Шекспира «Макбет».

После отставки Кэмерона тори должны были выбрать нового лидера. Лидера консерваторы выбирают так: сначала выдвигается несколько кандидатов, потом парламентская фракция в несколько туров выбирает двух из них, и только потом за этих двоих голосует уже вся партия.

Джонсон шел на выборы в паре с серым кардиналом Vote Leave Майклом Гоувом. Джонсон должен был стать премьер-министром, Гоув — канцлером казначейства (то есть министром финансов). Их называли «команда мечты»: лучший оратор и лидер партии и, вероятно, ее лучший стратег. Именно радикальный евроскептик Гоув в феврале уговорил Джонсона присоединиться к кампании. Он, как и Кэмерон, отчаянно нуждался в лондонском мэре и его умении убеждать людей из любых сфер общества, но, в отличие от Кэмерона, он сумел найти нужные слова.

Первый звонок для Джонсона прозвучал днем среды, когда в прессу попало письмо жены Гоува Сары Вайн. Жена умоляла Гоува требовать от Джонсона конкретных гарантий и говорила, что владельцы трех из четырех главных правых газет страны Руперт Мердок (The Sun и The Times) и Пол Дакр (The Daily Mail, где сама Вайн работает колумнистом) Джонсону не доверяют. Некоторые журналисты принялись оценивать шансы Джонсона на победу, если ему откажет в поддержке главный соратник. Того, что случилось на самом деле, не предполагал никто.

Выдвижение кандидатов заканчивалось в полдень четверга. Джонсон как главный фаворит гонки должен был официально объявить о своем выдвижении последним, в 11:30. На вечер среды у него было 97 «присягнувших» депутатов. У его главного соперника, Терезы Мэй, британской Яровой, автора самых драконовских законов ЕС о прослушке и хранении данных, — только 60.

В 08:53 утра у Линтона Кросби, главы избирательного штаба Бориса Джонсона, зазвонил телефон. Это был Майкл Гоув.

— Привет, Линтон, — сказал Гоув, — я вступаю в борьбу.

— В борьбу с чем? — не понял Кросби.

— В борьбу за пост лидера партии.

С самим Джонсоном он не говорил. Гоув утверждает, что звонил, но не дозвонился. Джонсон — что на его телефоне не было пропущенных звонков.

Через 9 минут Гоув объявил о своих амбициях прессе. Заявление было крайне жестким. Гоув утверждал, что у Джонсона отсутствуют лидерские качества и он не способен руководить страной, поэтому ему, Гоуву, ничего не остается, кроме как взвалить на себя это бремя.

До запланированного объявления о номинации оставалось всего два часа. Чтобы понять, остались ли у него хоть какие-то шансы, Джонсон принялся обзванивать «своих» депутатов. Одни говорили, что будут поддерживать Гоува, другие не брали трубку, у третьих был отключен телефон. Вскоре Джонсон обнаружил, что из 97 депутатов у него осталось максимум 47. Этого было недостаточно, чтобы занять хотя бы второе место. Мало того — выяснилось, что к Гоуву переметнулась большая часть его собственного штаба. Самым эффектным было предательство Доминика Рааба. Утром среды в The Sun вышла его статья, где Рааб призывал коллег голосовать за Джонсона, потому что лучшего лидера невозможно себе и представать, а через пару часов он уже заявил о поддержке Гоува.

Джонсон вышел к журналистам и своим оставшимся сторонникам позже обещанного, примерно без четверти 12. Он произнес короткую зажигательную речь о том, какое светлое будущее ожидает независимую Британию, потом кратко перечислил свои заслуги на посту мэра Лондона, потом рассказал о первоочередных задачах, стоящих будущим премьер-министром. И, наконец: «Я должен сказать вам, дорогие друзья, вам, которые терпеливо ждали панч-лайн этой речи, что после консультаций с коллегами и ввиду ситуации в парламенте, я решил, что не могу быть этим человеком».

Зал был в шоке. Некоторые женщины плакали. Не дожидаясь вопросов, Джонсон ушел.

Джонсон всегда умел держать удар. О Гоуве в речи не было ни слова. По крайней мере, так казалось поначалу. К вечеру эрудиты обнаружили, что Джонсон все же упомянул о предательстве друга. Его фраза «Не время бороться с приливом истории; нужно не упускать поток и мчаться к счастью на гребне волны» была аллюзией на монолог Брута из трагедии Шекспира «Юлий Цезарь»:

В делах людей бывает миг прилива;
Он мчит их к счастью, если не упущен,
А иначе все плаванье их жизни
Проходит среди мелей и невзгод.
Так мы теперь — на гребне у волны,
И плыть должны с услужливым потоком
Иль счастье упустить.

В этом могли бы быть какие-то сомнения, если бы Джонсон, изучавший в Оксфорде английскую литературу, не работал бы сейчас над биографией Шекспира.

Многие, главным образом сторонники Remain, сразу заявили, что Джонсон испугался ответственности и сбежал, бросив страну на перепутье. Те, кто так говорит, очевидно не следили за его карьерой. Есть большие сомнения, что Джонсон вообще понимает, что такое ответственность. Зато нет сомнений в том, что, при его гигантских амбициях, он никогда бы не отказался стать премьер-министром, если бы у него оставались хоть какие-то шансы.

Борис Джонсон — очень талантливый политик. И очень популярный — ему симпатизирует не только избиратели консерваторов, но и примерно 40% лейбористов. Но в глазах многих коллег по партии это не достоинства, а недостатки. Плох тот солдат, что не мечтает стать генералом; любой хороший депутат надеется стать премьером. Как выяснилось, даже Гоув, который за последние годы раз десять заявлял, что ни за какие коврижки не согласился бы возглавить страну. Если бы премьером стал Джонсон с его тефлоновой репутацией, которой не вредят никакие скандалы, он мог бы продержаться на этой должности 10–11 лет, как Маргарет Тэтчер и Тони Блэр, а то и все 16, как Гельмут Коль, убивая шанс большинства коллег когда-либо занять эту должность. Поэтому, хотя Джонсон популярен в народе, его очень не любят в парламенте. Он должен был пройти парламентский фильтр как победитель референдума, но после неожиданного вступления в гонку еще одного лидера Leave, которого к тому же поддерживал Мердок, его преимущество растаяло. У него почти не осталось шансов попасть в шорт-лист и обратиться не к депутатам, а напрямую к избирателям.

В таких условиях сняться было единственным возможным выходом. Это был шанс не потерпеть унизительное поражение, за одну ночь превратившись из фаворита гонки в ее аутсайдера, а стать невинной жертвой, которой все сочувствуют, пересидеть и через четыре года, возможно, вернуться на белом коне.

Почему все это произошло? Почему Гоув решил совершить поступок, который британская пресса называет крупнейшим политическим предательством за всю историю страны?

Окружение Гоува сообщило прессе, что его побудили к этому три вещи. Во-первых, Джонсон отказался гарантировать Гоуву пост канцлера. Во-вторых, сразу после победы на референдуме Джонсон опубликовал в The Daily Telegraph программную статью, не показав ее перед публикацией товарищам. Со многими положениями статьи Гоув, по его словам, был не согласен. В-третьих, Джонсон из-за своей лени и неорганизованности не смог привлечь в свою команду других видных лидеров консерваторов. В частности, он забыл написать письмо с приглашением Андрее Лидсом, которая стала одним из главных лиц кампании Leave. Из-за этого Лидсом вечером среды объявила, что номинируется сама.

К вечеру пятницы журналисты раскопали, что Джонсон гарантировал Гоуву пост канцлера; Гоув не просто прочел статью Джонсона в The Daily Telegraph перед публикацией, но и лично ее редактировал; а его письмо Лидсом должен был передать ей лично один из руководителей его кампании Ник Болc. Болc, который в среду тайно переметнулся к Гоуву, письмо не вручил.

Реальная причина, очевидно, была в другом. А именно в том, что ни Гоув, ни, вероятно, стоящий у него за спиной Мердок, не верили в то, что Джонсон действительно хочет вывести страну из ЕС.

Они были правы. Джонсон фактически открыто написал об этом в той самой колонке, в которой объявил о своем присоединении к лагерю Leave.

Лагерь Leave был вынужденным союзом двух очень разных групп. Первая — консерваторы и националисты, которые главной проблемой для страны считали неконтролируемую иммиграцию. Вторые, либералы, не боялись иммиграции и даже, напротив, считали ее полезной для экономики: главной проблемой в их глазах была бюрократическая удавка ЕС. Джонсон возглавлял вторую группу.

В той своей колонке он сначала подробно описывал, в какого бюрократического монстра превратился ЕС, как далеко он ушел от своих изначальных благородных идеалов, как упорно он подгребает под себя все новые полномочия и как успешно сопротивляется реформам. После этого следует главное: «Есть лишь один способ добиться нужных нам перемен — проголосовать за выход, потому что вся история ЕС показывает, что они слушают людей лишь тогда, когда те говорят нет… Я надеюсь, что они воспримут голосование за выход как шанс не только на построение новых и гармоничных отношений с Британией, но и на то, чтобы частично восстановить конкурентоспособность, утраченную континентом за последние десятилетия».

Тогда все поняли Джонсона однозначно — он хочет использовать референдум, чтобы получить рычаг давления на ЕС, принудить его к новым переговорам и провести масштабную реформу ЕС. Кэмерон произнес в палате общин крайне резкую речь, полную завуалированных личных нападок на Джонсона, в которой заявил, что референдум будет окончательным и никакие новые переговоры после него не возможны.

К июню почти все об этом забыли. Но, очевидно, не все.

Вероятно Гоув и Мердок, совершенно не желающие, чтобы Британия оставалась в ЕС, еще в в феврале приняли решение использовать Джонсона как лицо кампании, а потом избавиться от него. Телеобращение, записанное Джонсоном сразу после референдума, наверняка укрепило их в этом решении. В нем Джонсон сказал очень странную вещь — статью 50 Лиссабонского договора, где описан процесс выхода из ЕС, вовсе не обязательно вводить в действие. Большинство зрителей не поняли, что он имеет ввиду. Мердок и Гоув поняли. Судьба Джонсона была решена. Для радикалов из лагеря Leave он был выскочкой, готовым пустить в страну дикие орды. Его нужно было остановить, сохранив при этом лицо. Письмо жены Гоува «утекло» не случайно, а чтобы создать впечатление, что Гоув долго мучился сомнениями и принял решение только в последний момент.

Сезон 2. Краткое содержание следующих серий и описание следующих трупов

Следующей жертвой скорее всего падет Гоув. Сохранить лицо у него не вышло. Он, очевидно, рассчитывал на легендарную амбициозность Джонсона и был уверен, что тот не снимет свою кандидатуру. Тогда Джонсон выглядел бы слабым и глупым неудачником, а Гоув — хитроумным и безжалостным стратегом. Но Джонсон пожертвовал ферзя, чтобы спасти партию.

Гоув был готов к сравнению с Брутом, убившим узурпатора ради спасения родины. Но он не был готов к сравнению с Макбетом, который по наущению жены подло зарезал спящего короля, чтобы занять его место.

В пятницу почти все утренние газеты вышли с передовицами, втаптывающими Гоува в грязь. Особенно постаралась The Daily Mail, на поддержку которой Гоув так рассчитывал. Она не только заклеймила предателя, но и заявила, что единственный достойный оставшийся кандидат — его главный соперник Тереза Мэй. Только мердоковские газеты, The Sun и The Times, не назвали Гоува подлецом, но даже они не стали его однозначно поддерживать. Вероятно, Мердок понял, что у его подопечного не так много шансов и лучше хеджировать риски.

Днем несколько депутатов, включая ветерана консерваторов Кеннета Кларка, заявило, что Гоув позорит партию и должен снять кандидатуру. А к вечеру Гоув обнаружил, что не смотря на 50 сбежавших от Джонсона кандидатов, у него самого едва набирается 20 сторонников. Вероятно, сбежавшие хотели быть на стороне победителя и после утреннего газетного залпа решили, что Гоув им не станет.

В результате лидерство Мэй укрепилось, а на второе место выходит та самая Лидсом, которая номинировалась, потому что ей «забыли» доставить письмо от Джонсона. Похоже, Гоув переиграл сам себя.

В политике, как и в жизни вообще, трудно что-либо предсказывать. Гоув еще может выбраться из ямы, которую сам себе выкопал, и стать премьером. Но пока больше всего похоже, что он вылетит в одном из первых раундов. Партия — да что там, страна — возмущена его поступком, и очень многие консерваторы хотят устроить ему показательную порку. Поговаривают, что местные отделения тори запрещают своим депутатом поддерживать Гоува, а некоторые депутаты, присягнувшие Мэй, в первом туре могут проголосовать за более слабых ее конкурентов, чтобы Гоув оказался последним. Посмотрим.

На континенте тоже не спокойно. Под большинством европейских лидеров шатаются кресла. Пока французские и голландские национал-популисты празднуют успех англичан и обещают провести собственные референдумы, европейские элиты начали поиски виноватого.

Первый кандидат на эту роль — Жан-Клод Юнкер. Чешский министр иностранных дел уже обвинил его в том, что он сидел сложа руки и не сделал ничего, чтобы убедить англичан остаться. Да и то, что этот вопрос вообще возник, — тоже во многом его вина. По мнению министра, Юнкер должен уйти. Это мнение многие разделяют. Юнкер, разумеется, уходить отказывается. Но его лучшие дни, похоже, позади. Уволить его скорее всего не уволят, но статус не будет прежним. Европейские лидеры никогда не любили нынешнего главу Еврокомиссии. Пока его терпят, но со все большим раздражением. Референдум наглядно показал, что ЕС нужны срочные реформы — эти реформы скорее всего будут направлены на сокращение роли Еврокомиссии. Потенциальный кандидат в президенты Франции Николя Саркози даже предложил вообще ее упразднить.

Кстати, о Франции. Самый вероятный претендент на вылет — ее президент Франсуа Олланд. Президентские выборы состоятся уже в апреле 2017 года, и он скорее всего не будет в них участвовать. Рейтинг Олланда, и так крайне низкий, после Brexit опустился уже ниже пола. Многие считают, что в том, что англичане решили порвать с ЕС, есть и большая доля его вины — Олланд, убежденный федералист, постоянно призывал ко все большей интеграции. Интеграция нынче не в моде, все главные кандидаты во французские президенты, как от левых, так и от правых, говорят, что хорошо бы откатить хоть немного назад.

В марте 2017 выборы парламента пройдут в Голландии, и нынешний премьер-министр Рютте вполне может лишиться поста, а крайне-правые — получить достаточно голосов, чтобы заставить правительство объявить референдум о выходе.

Есть проблемы и у Ангелы Меркель. Ее тоже обвиняют в Brexit, причем как слева, так и справа. Левые винят в случившемся ее политику бюджетной экономии. Правые — необдуманные слова о том, что Европа готова принимать беженцев. Меркель в 2017 году тоже предстоят выборы. В отличие от Олланда она, скорее всего, сохранит свое кресло, но ей придется иметь дело с крупной фракцией национал-популистов, которые тоже обещают объявить референдум. И они могут этого добиться — как добилась своего британская UKIP, даже не будучи в парламенте.

Европейским лидерам нужно спешить, чтобы предотвратить это цунами. Все политики теперь говорят о реформах. Проблема в том, что все они видят реформы по-разному. Социалисты требуют сплотить ряды и ускорить интеграцию. Националисты хотят восстановить границы и искоренить миграцию. Либералы призывают не трогать свободу передвижения и избавиться от бюрократии. Иногда главы основных европейских стран делают совместные заявления, в которых говорят о необходимости ограничить компетенцию ЕС несколькими ключевыми областями: безопасность, охрана внешних границ, единая внешняя политика, общий энергетический рынок — и начинает казаться, что согласие достигнуто. Но тут же со всех сторон начинают добавлять все новые пункты: гармонизация налогов, общеевропейская прокуратура, социальные гарантии, единая финансовая политика и т.д. ­— и от согласия не остается и следа. Именно поэтому Меркель вчера заявила, что никакая реальная реформа ЕС в ближайшее время невозможна, поскольку сейчас просто невозможно достичь согласия о том, как эта реформа должна выглядеть. Да о чем говорить, если Европейская комиссия и Совет Европы перессорились даже из-за того, кто должен вести переговоры с англичанами, и Юнкер запретил своим сотрудникам посещать штаб-квартиру конкурентов.

Англичанам, наоборот, спешить не надо. Согласно Лиссабонскому договору, процедуру выхода из ЕС может начать только сама выходящая страна. Юнкер, глава Европарламента Шульц, половина французских и немецких министров одновременно требуют, чтобы англичане немедленно начинали переговоры о выходе, и заявляют, что эти переговоры с европейской стороны будут максимально жесткими. Но у них нет никаких рычагов для воздействия на англичан. Новый британский премьер будет иметь возможность спокойно подготовиться к разговору, наблюдая, как европейцы все больше нервничают и ссорятся друг с другом по мере того, как приближаются выборы. Вероятно, он или она смогут добиться от ЕС существенных уступок. Вопрос только в том, чего Британия захочет добиваться. Если бы премьером стал Джонсон, он добивался бы реформы ЕС и устранения избыточной бюрократии. Но те, кто остались в гонке, будут, похоже, добиваться ограничений на свободу передвижения. И для Британии, и для ЕС это совсем не лучший вариант. К чему он приведет к 2020 году, предвидеть сложно. Но есть немалая вероятность, что Джонсона захотят оживить и объявить королем.

Как полюбить и разлюбить Путина

Фотография Mathew Pierce на Flickr

На днях я сделал интервью с бывшим главредом "Взгляда" Александром Шмелевым для Радио Свобода. О том, как Шмелев стал работать на систему и о том, как он на нее работать прекратил и сделался противником режима. Прочесть это интервью можно здесь.

Ниже - бонус, вопросы и ответы, которые не попали на сайт "Свободы", потому что интервью оказалось слишком длинным и что-то нужно было сократить. После них - одно моё небольшое соображение.


- У вас была партия Новые правые, которую вам не дали зарегистрировать. После чего вы в 2005 году баллотировались в Мосгордуму по спискам партии Александра Рявкина Свободная Россия. Эта партия с самого начала была спойлером, они увели имя у Хакамады. В избирательной кампании они в основном сосредоточились не на том, чтобы продвигать свою программу, а на том, чтобы дискредитировать «Яблоко». Вас это не смущало тогда?
 
Смущало очень сильно. Там какая была ситуация: московской политикой мы стали заниматься с 1999 года, с кампании Кириенко. Тогда мы участвовали в этой кампании, у нас был небольшой сектор, называлось Молодежная программа в рамках кампании Неофициальная Москва. Мы были все достаточно молоды, и очень нас зацепила борьба с Лужковым. В итоге кампания закончилась, а мы продолжили всем этим заниматься. В 2002 году, если мне память не изменяет, выиграли в Верховном суде дело против Лужкова о введении в Москве местного самоуправления, Верховный суд обязал Лужкова местное самоуправление в Москве ввести. В результате тогда произошло деление органов власти на управы и муниципалитеты. Он должен был ввести муниципалитеты, но при этом все равно оставил управы, в которых осталась реальная власть и так далее. Было такое достижение. Мой брат баллотировался в Мосгордуму в 2001 году по одномандатному округу, мы все вели его кампанию, без денег, без всего, набрали процента четыре, если я не путаю. Мы очень не хотели пролетать мимо выборов в Мосгордуму. Партию, соответственно, нам зарегистрировать не дали, баллотироваться мы там не могли. Тоже через разных знакомых мы выясняли, к кому можно вписаться в список, в результате нам было предложено встретиться с Рявкиным. Я сам с ним встречался. Рявкин — это такой бизнесмен от политики, человек без каких-либо взглядов и убеждений, на мой взгляд, но готовый воспринимать политическую деятельность как трамплин для своей карьеры. Мы сразу понимали, что эта партия работает с Администрацией президента. Основная цель кампании — это противодействие конкуренции со списком объединенных демократов, который тогда шел на базе «Яблока». Тогда это нас не очень смущало, потому что у нас были свои сильные претензии к «Яблоку» и СПС, особенно к СПС, с которым мы в какой-то момент сотрудничали, потом это сотрудничество прекратилось. Как нам, по крайней мере, рассказывали, партию Новые правые не зарегистрировали в первую очередь потому, что именно от СПС звонили в Министерство юстиции, настаивали на том, что этого делать не надо. Короче, у нас были некоторые свои обиды, тогда это нас не очень смущало. Хотя то, как велась кампания... Мы все время хватались за голову, у нас были свои представления о том, как ее вести, но никаких доступов к реальным рычагам в этой кампании не было.

- То есть с вашей стороны воспринималась как некоторая месть СПС?
 
Нет, не как месть. Месть — это неправильно, слишком эмоционально. Скорее мы просто не испытывали слишком сильных угрызений совести по поводу того, что нанесем им какой-то ущерб. Основная идея была в том, что мы хотели участвовать в кампании, хотели донести как-то свои мысли.

- До того, как вас пригласили во «Взгляд» главным редактором, ваша общественно-политическая карьера была не очень успешной: не получилось зарегистрировать партию, не получилось на выборах пройти по спискам Свободной России. И тут вам предлагают место главреда газеты, которая планируется как конкурент «Ведомостей» и «Коммерсанта», то есть, очевидно, очень большой, с большими влияниями финансовыми. Вероятно, хорошую зарплату, хороший статус — это повлияло на ваше решение?
 
Нет, могу смело сказать, что нет. Вы говорите про конкурента «Ведомостей» и «Коммерсанта», на самом деле это был один из моих вбросов. Конечно, никакой конкуренции «Ведомостям» и «Коммерсанту» газета не могла составить. Была задача привлечь внимание, и я заявил себя конкурентным. Я работал в пиаре в основном до этого, более того, непосредственно перед тем, как пойти во «Взгляд», у меня был достаточно интересный проект, связанный с неким человеком из Сибири, который лишился своего завода в результате рейдерского захвата и хотел вернуть его назад. Надо было устраивать большую шумную кампанию в регионе о том, что срывается программа «Доступное жилье» из-за того, что этот завод работает не так, как он мог бы работать при предыдущем хозяине. Так что в плане денег это было...

- Даже не столько в плане денег, а в плане статуса, заметности.
 
В плане публичного статуса и амбиций, наверное, это играло какую-то роль. Конечно, хотелось посветиться, не спорю.

- Еще до того, как открыто заявить о своих антипутинских взглядах, вы писали об очень грязных выборах в Москве, где вы были наблюдателем. Лужкова ведь сняли вскоре после этих выборов?
 
По-моему, в 2009 году были выборы, а осенью 2010 его сняли.

- То есть вы это восприняли это как то, что система в принципе работает?
 
Ну да, что наказали. Я тогда был лоялист. Я помню, что я писал по поводу Лужкова, я был шокирован, но в первую очередь, по-моему, писал в форуме типа обращения к Медведеву, что: Медведев, обрати внимание, Кремль, нельзя так, Лужков вас дискредитирует, уберите его. Лужков был давним моим врагом. Это было для меня еще одним аргументом, что не спеши, что все не так плохо, вот зачем нужно было отменять выборы губернаторов, чтобы была возможность убрать таких, как Лужков. Вот еще один аргумент. Но он сразу был перевешан другими аргументами.

- После того, как вы осознали свою вину в построении этой системы, у вас была идея, что надо её как-то компенсировать?
 
И да, и нет. Тут два момента. С одной стороны у меня составной частью этой вины стало желание не говорить, как надо. Если я ошибся один раз, оцениваю ситуацию, то я не имею права сейчас говорить о том, куда всем идти и что делать. Я стараюсь воздерживаться от такой риторики, просто говорю безоценочно, не пытаюсь никого ни к чему не призывать, потому что уже призывал не в ту сторону. С другой стороны, понимаю, что надо как-то исправлять. Воспринимаю свою миссию, в частности, в том, что пишу без полутонов, не буду выбирать выражений, буду называть вещи своими именами, пытаться переубеждать разных людей. Пытаюсь даже с этими ботами разговаривать. Редко это приводит к каким-то результатам, но тем не менее. Буду пытаться переубеждать, что-то такое делать.

- Где, по-вашему, была та развилка, с которой вы точно пошли по неправильному пути? Где надо было остановиться и пойти в другую сторону?
 
Я думаю, что эта реакция на нерегистрацию партии Новые правые. В первую очередь реальной развилкой был 2005 год, выборы в составе Свободной России, надо было отказываться, не надо было соглашаться на какое-то сотрудничество, на участие в подставных проектах. Не зарегистрировали и не зарегистрировали, надо было продолжать просто собираться, как круг единомышленников, что-то писать, говорить. Тогда, думаю, мы бы избежали соблазна служения злу.

 * * *

То, что рассказывает Шмелев напомнило мне роман "Благоволительницы" Джонатана Литтела. Герой романа тоже начинает идти на компромиссы с совестью ради высшей цели и заходит на этом пути очень далеко.

Лучше всего вообще не становиться на путь компромисса с совестью. Но это мало кому удается, тем более, что первые такие компромиссы и не всегда-то заметны. Второй способ - тот, о котором говорит Шмелев в основной части интервью. Провести красную черту, за которой в любом случае нужно остановиться. Черта, которую провел он сам, явно не является наилучшей: если бы, например, Путин восстановил ГУЛАГ и устроил массовые казни, красная черта в виде "Третьего срока" смотрелась бы, очень мягко говоря, глупо. Тем не менее, у неё есть одно преимущество: её пересечение достаточно легко зафиксировать, в отличие, скажем, от момента начала массовых репрессий. Поэтому всем, кто идет на небольшие, как ему в данный момент кажется, моральные компромиссы во имя высшего блага, я бы советовал провести такую четко различимую красную черту, за которой точно нужно остановиться.

Но лучше постараться совсем не начинать на этот путь.

СТОРОЖ ФСБ

 В.В. Верещагин. «Пожар Замоскворечья». Открытка.

За дверью подожженной Павленским, мог быть 

кто угодно – сторож, вахтер, лифтер.

Александр Тимофеевский

Во фрамугу бьется вьюга,

Завывает вихрь в трубе,

По прихожей ходит кругом

Старый сторож ФСБ.

Нет ему успокоенья,

На душе скребут коты,

Неуютные виденья

Соткались из темноты.

Что за тени здесь летают?

Что за хрипы издают?

Саботажника ль пытают,

Иль троцкиста выдают?

Ох как страшно сердце ноет.

Знать, расплата настаёт.

Но дрожащею рукою

Он со лба стирает пот.

И, очнувшись от дурмана,

Извлекает он на свет

Из нагрудного кармана

Неприметный амулет.

Из латуни вороненой

Сделан треугольный щит,

Меч, в сраженьях закаленный,

Поперек него торчит.

Цифры золотом сияют:

“50 лет ВЧК”.

И виденья удирают

От почетного значка!

Тихо. Нечисть отступила.

За окном фонарь погас.

Ночь в свои права вступила.

Бьют часы двенадцать раз.

И, как будто по сигналу,

Разрывая тишину,

Будто сто волков матерых

Вдруг завыли на луну.

Будто сотня ведьм хохочет,

Словно сто ворон орет,

Из кроваво-красной ночи

Страшный демон восстаёт.

Толстой проволкой колючей

От макушки и до пят

Он опутан, и как туча

Мрачен глаз огромных взгляд.

Черной ниткою суровой

Рот у демона зашит.

На челе венец терновый,

а из уха кровь бежит.

Причиндалы все наружу

И, пронзая их насквозь,

Целит деду прямо в душу

Проржавевший длинный гвоздь.

Демон, в облаке осином,

Ощерившись, словно зверь,

Из канистры керосином

Плещет весело на дверь.

И без спичек, без огнива,

Взором пламенным одним

Поджигает дверь лениво

Страшный черный серафим.

Дверь пылает. Полыхают

Стены, окна, потолок.

Сторож в ужасе внимает,

Под собой не чуя ног,

К месту ужасом прикован,

Отвести не в силах взгляд,

Он стоит, парализован,

А вокруг дела горят.

А вокруг горят портреты

Основателей ЧК.

Льется пламя в кабинеты

Словно красная река.

Пламя пляшет как вакханка,

Как труба оно гудит.

А вокруг горит Лубянка,

А вокруг Москва горит.

В эпицентре адской пляски

Из-за пелены огня

Как из страшной детской сказки

Смотрит сторож на меня.

И в глазах живым укором

Плещется немой вопрос:

Ты зачем меня с лифтером,

Ты зачем меня с вахтером

В это место перенёс?

Эх, старик, тебя мне жалко

Но пожертвовать тобой

Я решил, чтоб Варшавянка

Не звала на смертный бой.

Для морали эту небыль

Я решил вам сочинить.

Слава Богу, он там не был.

Хоть, конечно, мог бы быть.