ДРУЖИТЬ ПО-РУССКИ

В начале месяца в сети снова всплыла история про Фонса Тромпенаарса и его сравнение культур. Для тех, кто вдруг пропустил — напомню: голландский исследователь Тромпенаарс делит культуры на несколько категорий. В том числе на культуры универсалистские (в которые действуют единые для всех правила) и партикуляристские (в которых правила меняются в зависимости от ситуации). Одной из иллюстраций такого различия стал следующий опрос:

Вы стали свидетелем того, как ваш друг на машине превысил скорость и сбил человека. Других свидетелей кроме вас нет. Соврете ли вы под присягой, чтоб спасти друга от тюрьмы?

Тромпенаарс проводил такой опрос в разных странах и везде люди отвечали по-разному. На одном, универсалистском, конце спектра оказались США, Англия и Швейцария. В этих странах больше 90% опрошенных не стали бы врать ради друга преступника. С противоположной, партикуляристской, стороны разместились Россия, Китай и Венесуэла. Для большинства в этих странах дружба оказалась важнее закона.

 
























Такой партикуляризм я каждый день наблюдаю в фейсбучной ленте.

Вот например:

После теракта в Мюнхене кремлевский политолог Сергей Марков написал, что в терроре виноваты правительства Германии и Франции. Почему? Да потому, что они ведут гибридную войну против России и поддерживают неонацистов в Киеве. Он написал об этом аж три поста. Сочувствие Марков выразил лишь в одном, и то мимоходом, да к тому же не жертвам, а «европейским друзьям». Я не знаю, хотя и догадываюсь, кто является европейскими друзьями Маркова. Но у меня с ним три общих друга в Фейсбуке.

Другой кремлевский политолог, Вячеслав Никонов, тоже решил, что теракты в Европе связаны с тем, что Запад обращает мало внимания на преступления украинской хунты. С Никоновым у меня 5 общих друзей в ФБ.

Еще один кремлевский политолог, Сергей Караганов, на днях в интервью немецкому журналу Шпигель заявил о готовности России нанести превентивный удар по Польше и Прибалтике. «Россия больше никогда не будет воевать на своей собственной территории». С этим у меня 9 общих друзей.

Поэт Игорь Караулов давно был поклонником Путина, но Крымнаш окончательно снес ему крышу, и в последнее время Караулов стал известен не столько стихами, сколько людоедскими заявлениями. Он, например, выражал надежду, что Макаревича и других либералов неправильной национальности прогонят по Москве под конвоем. С Карауловым у меня 13 общих друзей.

5 общих друзей с Марией Захаровой, 5 общих друзей с Арамом Габреляновым, 3 общих друга с Маргаритой Симоньян. Возьмите наугад любого российского упыря, и, если он есть в Фейсбуке, у меня с ним найдутся общие друзья.

Кто там самый одиозный? Конечно Яровая. Посмотрим. Увы, в Фейсбуке её нет. Кто ещё? Депутат Виталий Милонов. Точно, есть один общий друг. Найдется всё! Если бы в Фейсбуке был Путин, у меня и с ним бы были общие друзья, я в этом совершенно уверен.

При этом я сам очень тщательно выбираю друзей — и в Фейсбуке и в жизни. Ни один из них не является ни агрессивным запутинцем, ни крымнашем. Я вполне уверен, что всем моим друзьям в ФБ заявления Маркова и Караганова так же отвратительны как и мне. Но они их терпят, месяц за месяцем и из года в год. Почему?

Пару раз я задавал им этот вопрос.

Иногда мои друзья отвечают, что наблюдают за этими персонажами в научных целях. Хорошо, но для этого ведь не обязательно добавлять их в друзья. У каждого из вышеперечисленных на странице есть кнопка Follow — нажимаешь и читаешь их в своей ленте. Так что научный интерес — не объяснение. Если у вас дома завелись тараканы, это ещё не делает вас энтомологом.

Журналисты (их среди моих друзей много) иногда отвечают, что держать известных людей в друзьях им нужно для удобства. Например, можно быстро связаться через мессенджер. Этот ответ меня тоже не устраивает. Возможно, это чуть-чуть облегчает жизнь, но я и сам журналист, и я прекрасно знаю, что комментарий легко можно взять по телефону, Скайпу или Телеграму, без того, чтобы добавлять мерзавцев в друзья.

Наконец, некоторые друзья говорят, что держат в друзьях подобных персонажей потому что с незапамятных пор знают их лично, и они не всегда были такими. И пусть эти друзья уже много лет как испортились, не рвать же из-за этого отношения.

Вот этому объяснению я верю.

Ну и что такого? - спросят многие, - это же просто Фейсбук.

Но это не просто Фейсбук. В реальной жизни происходит то же самое. Помните Венедиктова, делающего селфи с Леонтьевым и Макаревича, мило беседующего с Песковым? Впрочем, это было два года назад. Есть куда более близкий пример.

8 июля 2016 «Медуза» опубликовала (https://meduza.io/feature/2016/07/08/esli-kto-to-schitaet-chto-mozhno-pryamo-voobsche-vse-eto-ne-tak) расшифровку беседы в редакции РБК, где новое начальство объясняло журналистам еще вчера независимого издания, что правила поменялись и есть черта, которую им лучше не переходить. Большинство либеральной публики взорвалась возмущением, но у новых начальников, Тросникова (бывший глава службы новостей ИТАР-ТАСС) и Голиковой (бывшая главред сайта ИТАР-ТАСС), нашлось на удивление много защитников — все в том же либеральном лагере. Куча людей со вполне антипутинскими взглядами выражала им поддержку и возмущалась их шельмованием.

Подобную беседу в редакции мы уже видели. 12 марта 2014 подобным же образом сменилось руководство у Lenta.Ru. На следуюший день Slon.Ru опубликовал (https://slon.ru/russia/novyy_glavnyy_redaktor_lenty_ru_ya_nichego_ne_znayu-1069956.xhtml) расшифровку разговора нового главреда Алексея Гореславского с редакцией. Гореславский в 2014 вел себя куда более прилично, чем Тросников и Голикова в 2016. Но, в отличие от последних двух, у него не нашлось либеральных защитников. Мало того, многие из тех, кто в 2014 яростно ругал Гореславского, в так же яростно 2016 защищали Тросникова и Голикову.

Почему?

Да потому что у Гореславского было другое прошлое. До того, как в 2013 пойти на работу в ТАСС (отличное, кстати, они выбрали для этого время — только что принят Антимагнитский закон, Болотное дело в самом разгаре, Pussy Riot сидят свою «двушечку»), Тросников и Голикова довольно долго проработали на высоких позициях в «Коммерсанте». Голиков же ни в каких либеральных изданиях не работал, зато был главредом одиозного прокремлевского «Взгляда»

В отличие от нового начальника «Ленты», новые начальники РБК многие годы провели в либеральной тусовке. Для оппозиции они были и остаются своими — друзьями, коллегами, собутыльниками. Своих в России защищают всегда, чтобы они ни делали. Потому что в России, как в любой стране третьего мира, нет ничего важнее, чем личные связи.

Если говорить экономическим языком, то любое общество существует для того, чтобы снизить стоимости транзакций. Если говорить человеческим — чтобы упростить жизнь своим членам. Общество упрощает людям жизнь множеством способов, но все их можно условно разбить на три категории — наказание преступников, поддержка нуждающихся и предоставление разных услуг.

Общества в свою очередь тоже бывают трех видов.

Первое — открытое демократическое общество с развитыми формальными и неформальными общественными институтами. Правила в таком обществе прописаны явно, в виде законов, и одинаковы для всех. Такое общество защищает даже чужаков. Примеры общества первого типа — США, Британия, Германия, Нидерланды и большинство других западных стран.

Второе — традиционное закрытое общество, где каждый должен знать своё место. У такого общества нет писанного кодекса правил, но эти правила, тем не менее, существуют и все их знают. Чужаков такое общество не признает.

Общество второго типа — любое племя или клан. Когда-то все общества были такими, сейчас их гораздо меньше. Но общества второго типа сегодня можно найти не только в Сомали или в джунглях Амазонки, они есть фактически в каждой стране. Это криминальные сообщества. Они оказывают своим членам услуги — достать сигареты или наркотики, передать на волю «маляву» или дать позвонить по мобильному. У них есть свои неписанные законы, нарушителей которых жестоко наказывают. У них даже есть своя система соц.помощи - «общак».

Наконец, есть третий тип общества, в котором старые клановые связи и правила уже разрушены совсем или остались лишь среди маргинальных групп, но новые, западные, общественные институты — суды, полиция, социальная помощь - так и не смогли укорениться. Они вроде бы формально существуют, но на самом деле это лишь фасад, декорация, соломенный самолет. Россия — общество как раз такого типа. И знаменитая русская дружба — тесная, горячая, безусловная, совсем не такая, как прохладная и отстраненная дружба на Западе — обязана своим существованием полному развалу других общественных институтов, формальных и неформальных.

Слова “обращайтесь в суд” превратились в России в насмешку, полиция ведет себя как оккупационные войска, здравоохранение убивает, образование насаждает мракобесие. Нет, кажется, ни одного государственного института, от которого обычный человек может получить адекватную помощь. Негосударственные институты — в первую очередь благотворительные фонды и объединения добровольцев — пытаются как-то заполнить эту пустоту, но во-первых их очень мало для такой огромной страны, а во-вторых, государство панически боится любой неформальной активности и изо всех сил ставит фондам и добровольцам палки в колеса, навязывая им идиотские правила работы, перекрывая им финансирование, а иногда и просто их закрывая.

В этих условиях остается лишь два общественных института, к которым люди могут обратиться за помощью: коррупция и связи.

То, что на Западе происходит обычным, нормальным способом: через суд, полицию, школу, больницу, агентство занятости — в России делается через заднюю дверь - с помощью друзей, коллег, однокашников. Через знакомых пристраивают детей в хорошую школу. Через знакомых находят хорошего врача. Через знакомых ищут работу. Через знакомых — у кого они есть — добиваются открытия судебных дел и отбиваются от наездов налоговой и СК. Даже взятки давать лучше по рекомендации, иначе есть риск сесть в тюрьму или нарваться на то, что деньги возьмут, а дело не сделают.

Короче говоря, знакомства — главный неформальный институт, без которого жизнь в России превращается в ад.

Несомненно, и на Западе связи играют важную роль, особенно в политике и в бизнесе. Но там эта роль все же вспомогательная. В России же связи — единственный общественный институт, который хоть как-то работает.

Поэтому связями никто не разбрасывается. И не только с друзьями — с нынешними и бывшими коллегами, однокашниками, знакомыми по фитнес-клубу или по рюмочной. Это действует на всех этажах общественной пирамиды, вплоть до самого верхнего. Это - одна из причин того, что воры во власти никогда не садятся надолго, уволенные за профнепригодность чиновники получают новые должности, а на раскольников из правительства (в отличие от несогласных со стороны) не заводят уголовных дел.

Так было и так будет в России. И призывать к принципиальности (http://www.inliberty.ru/blog/1759-rtfm) тут бесполезно. Друзья — это главный актив. Принципы — обуза, которую мало кто может себе позволить. Если приходится выбирать между первыми и вторыми, выбор всегда очевиден.

В Украине всё устроено чуть по-другому. В ней одновременно присутствуют все три системы. По нынешней ситуации в стране можно изучать смену общественных формаций.

До Евромайдана власть в Украине была у представителей кланово-криминальной системы. Они эффективно защищали интересы своего клана и пытались задавить чужаков. Для донецких отлично работали все социальные лифты, был даже анекдот о том, что в Донецке опасно ходить по улицам: людей хватают посреди бела дня, отвозят в Киев и назначают на высокие должности. При этом Янукович, в отличие от Путина, совершенно не стеснялся сажать в тюрьму своих бывших коллег, таких как Луценко и Тимошенко. Связи вне донецкого клана не имели для донецких значения.

Нынешняя власть ведет себя иначе. Старый клановый строй в Украине распался, но новый правовой все никак не сложится. Порошенко и его команда, по счастью, не из криминальной среды, но они — типичные граждане третьего мира, для которых самое главное - связи. Поэтому старых врагов (близкий круг Януковича) и новых (близкий круг Коломойского) — то ловят, то отпускают. Поэтому никто так и не сел за коррупцию (http://www.svoboda.org/contentinfographics/infographics/27797444.html). Поэтому все по прежнему решается через знакомства и институт «смотрящих».

Поэтому буксуют реформы. Эффективная экономика невозможна без надежного права собственности, надежного исполнения контрактов, эффективной и честной бюрократии. Всё это в свою очередь невозможно без правового государства. А правовое государство невозможно без работающих судов. Пока судьи будут отпускать преступников из прежнего правительства, помогать высокопоставленным рейдерам и восстанавливать в должности проворовавшихся чиновников, потому что они приходятся кому-то кумовьями и соседями по Конча-Заспе, никаких реформ в Украине не будет.

К счастью, в Украине есть и другие, негосударственные, общественные институты, гораздо более масштабные и эффективные, чем в России. Они созданы волонтёрами, для которых принципы пока что важнее связей.

Интересная деталь — у меня в друзьях очень много украинцев. Но у меня нет ни единого общего друга с одиозными украинскими фигурами типа, например, Анатолия Шария. Был бы Шарий россиянином, у меня бы с ним было не меньше десятка общих друзей в ФБ.

Украинскому государству активисты явно не нравятся, они мешают политикам спокойно проводить свои схемы. Но в Украине государство гораздо слабей, чем в России, а волонтеры гораздо сильнее своих российских коллег. Государство не может их задавить или взять под контроль. По крайней мере пока. Но эти две системы — партикуляристская и универсалистская, система кумовства и система права - не могут бесконечно существовать бок о бок. Обе системы очень мешают друг другу. Активисты мешают политикам восстанавливать старые коррупционные схемы. Политики мешают активистам строить новую европейскую страну. В конце концов — и довольно скоро — одна из них уничтожит другую. Либо старый политический класс так усилится, что смогут задавить волонтеров. Либо волонтеры смогут создать достаточно сильные партии, чтобы взять власть в стране в свои руки — и, что важнее всего, не переродиться в процессе в таких же «решал».

Дальше напрашивается цитата из Ли Кван Ю про «посадить трёх друзей». Но это плохая цитата. В правовом государстве президент никого не сажает. В правовом государстве такие вопросы решают суды. Политическая задача новых украинских активистов — не сажать проворовавшихся друзей, а создать судебную систему, на которую никто — включая их самих - не сможет влиять. Ну а их человеческая задача — не заметать под ковер плохие поступки своих друзей, а предостерегать друзей от этих плохих поступков. Хороший друг — не тот, кто отмажет тебя, если ты сбил пешехода. Хороший друг - тот, кто не даст тебе превышать допустимую скорость.

Как полюбить и разлюбить Путина

Фотография Mathew Pierce на Flickr

На днях я сделал интервью с бывшим главредом "Взгляда" Александром Шмелевым для Радио Свобода. О том, как Шмелев стал работать на систему и о том, как он на нее работать прекратил и сделался противником режима. Прочесть это интервью можно здесь.

Ниже - бонус, вопросы и ответы, которые не попали на сайт "Свободы", потому что интервью оказалось слишком длинным и что-то нужно было сократить. После них - одно моё небольшое соображение.


- У вас была партия Новые правые, которую вам не дали зарегистрировать. После чего вы в 2005 году баллотировались в Мосгордуму по спискам партии Александра Рявкина Свободная Россия. Эта партия с самого начала была спойлером, они увели имя у Хакамады. В избирательной кампании они в основном сосредоточились не на том, чтобы продвигать свою программу, а на том, чтобы дискредитировать «Яблоко». Вас это не смущало тогда?
 
Смущало очень сильно. Там какая была ситуация: московской политикой мы стали заниматься с 1999 года, с кампании Кириенко. Тогда мы участвовали в этой кампании, у нас был небольшой сектор, называлось Молодежная программа в рамках кампании Неофициальная Москва. Мы были все достаточно молоды, и очень нас зацепила борьба с Лужковым. В итоге кампания закончилась, а мы продолжили всем этим заниматься. В 2002 году, если мне память не изменяет, выиграли в Верховном суде дело против Лужкова о введении в Москве местного самоуправления, Верховный суд обязал Лужкова местное самоуправление в Москве ввести. В результате тогда произошло деление органов власти на управы и муниципалитеты. Он должен был ввести муниципалитеты, но при этом все равно оставил управы, в которых осталась реальная власть и так далее. Было такое достижение. Мой брат баллотировался в Мосгордуму в 2001 году по одномандатному округу, мы все вели его кампанию, без денег, без всего, набрали процента четыре, если я не путаю. Мы очень не хотели пролетать мимо выборов в Мосгордуму. Партию, соответственно, нам зарегистрировать не дали, баллотироваться мы там не могли. Тоже через разных знакомых мы выясняли, к кому можно вписаться в список, в результате нам было предложено встретиться с Рявкиным. Я сам с ним встречался. Рявкин — это такой бизнесмен от политики, человек без каких-либо взглядов и убеждений, на мой взгляд, но готовый воспринимать политическую деятельность как трамплин для своей карьеры. Мы сразу понимали, что эта партия работает с Администрацией президента. Основная цель кампании — это противодействие конкуренции со списком объединенных демократов, который тогда шел на базе «Яблока». Тогда это нас не очень смущало, потому что у нас были свои сильные претензии к «Яблоку» и СПС, особенно к СПС, с которым мы в какой-то момент сотрудничали, потом это сотрудничество прекратилось. Как нам, по крайней мере, рассказывали, партию Новые правые не зарегистрировали в первую очередь потому, что именно от СПС звонили в Министерство юстиции, настаивали на том, что этого делать не надо. Короче, у нас были некоторые свои обиды, тогда это нас не очень смущало. Хотя то, как велась кампания... Мы все время хватались за голову, у нас были свои представления о том, как ее вести, но никаких доступов к реальным рычагам в этой кампании не было.

- То есть с вашей стороны воспринималась как некоторая месть СПС?
 
Нет, не как месть. Месть — это неправильно, слишком эмоционально. Скорее мы просто не испытывали слишком сильных угрызений совести по поводу того, что нанесем им какой-то ущерб. Основная идея была в том, что мы хотели участвовать в кампании, хотели донести как-то свои мысли.

- До того, как вас пригласили во «Взгляд» главным редактором, ваша общественно-политическая карьера была не очень успешной: не получилось зарегистрировать партию, не получилось на выборах пройти по спискам Свободной России. И тут вам предлагают место главреда газеты, которая планируется как конкурент «Ведомостей» и «Коммерсанта», то есть, очевидно, очень большой, с большими влияниями финансовыми. Вероятно, хорошую зарплату, хороший статус — это повлияло на ваше решение?
 
Нет, могу смело сказать, что нет. Вы говорите про конкурента «Ведомостей» и «Коммерсанта», на самом деле это был один из моих вбросов. Конечно, никакой конкуренции «Ведомостям» и «Коммерсанту» газета не могла составить. Была задача привлечь внимание, и я заявил себя конкурентным. Я работал в пиаре в основном до этого, более того, непосредственно перед тем, как пойти во «Взгляд», у меня был достаточно интересный проект, связанный с неким человеком из Сибири, который лишился своего завода в результате рейдерского захвата и хотел вернуть его назад. Надо было устраивать большую шумную кампанию в регионе о том, что срывается программа «Доступное жилье» из-за того, что этот завод работает не так, как он мог бы работать при предыдущем хозяине. Так что в плане денег это было...

- Даже не столько в плане денег, а в плане статуса, заметности.
 
В плане публичного статуса и амбиций, наверное, это играло какую-то роль. Конечно, хотелось посветиться, не спорю.

- Еще до того, как открыто заявить о своих антипутинских взглядах, вы писали об очень грязных выборах в Москве, где вы были наблюдателем. Лужкова ведь сняли вскоре после этих выборов?
 
По-моему, в 2009 году были выборы, а осенью 2010 его сняли.

- То есть вы это восприняли это как то, что система в принципе работает?
 
Ну да, что наказали. Я тогда был лоялист. Я помню, что я писал по поводу Лужкова, я был шокирован, но в первую очередь, по-моему, писал в форуме типа обращения к Медведеву, что: Медведев, обрати внимание, Кремль, нельзя так, Лужков вас дискредитирует, уберите его. Лужков был давним моим врагом. Это было для меня еще одним аргументом, что не спеши, что все не так плохо, вот зачем нужно было отменять выборы губернаторов, чтобы была возможность убрать таких, как Лужков. Вот еще один аргумент. Но он сразу был перевешан другими аргументами.

- После того, как вы осознали свою вину в построении этой системы, у вас была идея, что надо её как-то компенсировать?
 
И да, и нет. Тут два момента. С одной стороны у меня составной частью этой вины стало желание не говорить, как надо. Если я ошибся один раз, оцениваю ситуацию, то я не имею права сейчас говорить о том, куда всем идти и что делать. Я стараюсь воздерживаться от такой риторики, просто говорю безоценочно, не пытаюсь никого ни к чему не призывать, потому что уже призывал не в ту сторону. С другой стороны, понимаю, что надо как-то исправлять. Воспринимаю свою миссию, в частности, в том, что пишу без полутонов, не буду выбирать выражений, буду называть вещи своими именами, пытаться переубеждать разных людей. Пытаюсь даже с этими ботами разговаривать. Редко это приводит к каким-то результатам, но тем не менее. Буду пытаться переубеждать, что-то такое делать.

- Где, по-вашему, была та развилка, с которой вы точно пошли по неправильному пути? Где надо было остановиться и пойти в другую сторону?
 
Я думаю, что эта реакция на нерегистрацию партии Новые правые. В первую очередь реальной развилкой был 2005 год, выборы в составе Свободной России, надо было отказываться, не надо было соглашаться на какое-то сотрудничество, на участие в подставных проектах. Не зарегистрировали и не зарегистрировали, надо было продолжать просто собираться, как круг единомышленников, что-то писать, говорить. Тогда, думаю, мы бы избежали соблазна служения злу.

 * * *

То, что рассказывает Шмелев напомнило мне роман "Благоволительницы" Джонатана Литтела. Герой романа тоже начинает идти на компромиссы с совестью ради высшей цели и заходит на этом пути очень далеко.

Лучше всего вообще не становиться на путь компромисса с совестью. Но это мало кому удается, тем более, что первые такие компромиссы и не всегда-то заметны. Второй способ - тот, о котором говорит Шмелев в основной части интервью. Провести красную черту, за которой в любом случае нужно остановиться. Черта, которую провел он сам, явно не является наилучшей: если бы, например, Путин восстановил ГУЛАГ и устроил массовые казни, красная черта в виде "Третьего срока" смотрелась бы, очень мягко говоря, глупо. Тем не менее, у неё есть одно преимущество: её пересечение достаточно легко зафиксировать, в отличие, скажем, от момента начала массовых репрессий. Поэтому всем, кто идет на небольшие, как ему в данный момент кажется, моральные компромиссы во имя высшего блага, я бы советовал провести такую четко различимую красную черту, за которой точно нужно остановиться.

Но лучше постараться совсем не начинать на этот путь.

Дети, таджики и политика

Доктор Лиза. Фото из Википедии, автор - Митя Алешковский.

История с доктором Лизой - это типичное "второй раз на те же грабли". Сначала сотворили себе кумира из просто хорошего человека, потом жутко разочаровались, когда человек оказался не полностью идеальным. Правда, Хаматову посчитали заложником, а Глинку - предателем, но это технические детали, суть та же.