В.В. Верещагин. «Пожар Замоскворечья». Открытка.
За дверью
подожженной Павленским, мог быть
кто
угодно – сторож,
вахтер, лифтер.
Александр
Тимофеевский
Во
фрамугу бьется вьюга,
Завывает
вихрь в трубе,
По
прихожей ходит кругом
Старый
сторож ФСБ.
Нет
ему успокоенья,
На
душе скребут коты,
Неуютные
виденья
Соткались
из темноты.
Что
за тени здесь летают?
Что
за хрипы издают?
Саботажника
ль пытают,
Иль
троцкиста выдают?
Ох
как страшно сердце ноет.
Знать,
расплата настаёт.
Но
дрожащею рукою
Он со
лба стирает пот.
И,
очнувшись от дурмана,
Извлекает
он на свет
Из
нагрудного кармана
Неприметный
амулет.
Из
латуни вороненой
Сделан
треугольный щит,
Меч,
в сраженьях закаленный,
Поперек
него торчит.
Цифры
золотом сияют:
“50
лет ВЧК”.
И
виденья удирают
От
почетного значка!
Тихо.
Нечисть отступила.
За
окном фонарь погас.
Ночь
в свои права вступила.
Бьют
часы двенадцать раз.
И, как будто по сигналу,
Разрывая тишину,
Будто сто волков матерых
Вдруг завыли на луну.
Будто сотня ведьм хохочет,
Словно сто ворон орет,
Из кроваво-красной ночи
Страшный демон восстаёт.
Толстой
проволкой колючей
От
макушки и до пят
Он
опутан, и как туча
Мрачен
глаз огромных взгляд.
Черной
ниткою суровой
Рот
у демона зашит.
На
челе венец терновый,
а из
уха кровь бежит.
Причиндалы
все наружу
И,
пронзая их насквозь,
Целит
деду прямо в душу
Проржавевший
длинный гвоздь.
Демон,
в облаке осином,
Ощерившись,
словно зверь,
Из
канистры керосином
Плещет
весело на дверь.
И без
спичек, без огнива,
Взором
пламенным одним
Поджигает
дверь лениво
Страшный
черный серафим.
Дверь
пылает. Полыхают
Стены,
окна, потолок.
Сторож
в ужасе внимает,
Под
собой не чуя ног,
К
месту ужасом прикован,
Отвести
не в силах взгляд,
Он
стоит, парализован,
А
вокруг дела горят.
А
вокруг горят портреты
Основателей
ЧК.
Льется
пламя в кабинеты
Словно
красная река.
Пламя
пляшет как вакханка,
Как
труба оно гудит.
А
вокруг горит Лубянка,
А
вокруг Москва горит.
В
эпицентре адской пляски
Из-за
пелены огня
Как
из страшной детской сказки
Смотрит
сторож на меня.
И в
глазах живым укором
Плещется
немой вопрос:
Ты
зачем меня с лифтером,
Ты
зачем меня с вахтером
В это
место перенёс?
Эх,
старик, тебя мне жалко
Но
пожертвовать тобой
Я
решил, чтоб Варшавянка
Не
звала на смертный бой.
Для
морали эту небыль
Я
решил вам сочинить.
Слава
Богу, он там не был.
Хоть,
конечно, мог бы быть.
