(написано для InLiberty)
Третий срок Путина, как и первые два, начинается с закручивания гаек.
Казалось бы, куда их еще закручивать — но в жизни всегда есть место
совершенству. Поэтому работа кипит. Заводятся дела на оппозиционных
лидеров, ужесточаются законы, ставятся под контроль независимые СМИ. По
последнему пункту работы, правда, немного — поляна давно зачищена,
осталось лишь выполоть последние сорняки — перекрыть финансирование
«Новой газете», сменить совет директоров «Эха Москвы», убрать
гендиректора «Коммерсанта» и главного редактора «Большого города». В
этот же ряд иногда вписывают новые увольнения с НТВ.
Команду НТВ начали разгонять сразу же после прихода Путина к власти и к
сегодняшнему дню разогнали до таких мышей, что имя канала сделалось
нарицательным. Именно энтэвэшные журналисты в глазах оппозиции стали
символом официальной лжи и объектом мема «сурковская пропаганда».
Казалось бы, кого тут уже разгонять — а поди ж ты, нашли.
На этот раз разгоняют программу «Центральное телевидение», которая,
очевидно, не полностью вписывается в нынешнюю концепцию телеканала. Я
плохо знаком с продукцией этой программы, видел лишь одну, снятую с
эфира и выложенную в интернет, передачу в защиту профессора музыки
Рябова, обвиненного в педофилии. При всем моем сочувствии к Рябову,
передача мне не понравилась. Именно тем, что была сделана в характерной
для «сурковской пропаганды» манере, где «свои» представлены белыми и
пушистыми, а «чужие» — подлецами без чести и совести. Сомнений,
полутонов и попыток сохранить объективность, то есть всего того, что и
отличает журналистику от пропаганды, — данная манера не предполагает. В
этом смысле сюжет про Рябова, на мой взгляд, отличался от сюжетов про
Лукашенко, Лужкова или оппозиционеров в основном тем, что взгляды
журналистов на то, кто тут «свои», а кто «чужие», разошлись со взглядами
начальства.
Как бы то ни было, передачу закрывают. По этому поводу шеф-редактор
программы Александр Уржанов недавно дал интервью интернет-изданию Slon. В
этом интервью мое внимание привлек фрагмент, в котором Уржанов сетует
на аудиторию, которая не хочет поддержать журналистов и не возмущается
закрытием любимых программ. «Не мы должны поднимать зрителя на
баррикады, призывать и говорить: „Вот, пожалуйста, идите“… Мы не
отвечаем за то, чтобы пытаться объяснить зрителю, что это нужно не
только нам, но и, наверное, ему, если он нас смотрит в количестве
нескольких миллионов человек еженедельно», — говорит Уржанов. И приводит
в пример события более чем десятилетней давности: «В 2001 году этого
тоже не было, потому в том же году был эпизод — за несколько месяцев до
этого закрывали частный канал в Чехии. На улицы тогда вышло полстраны.
Когда закрывали НТВ, вышло, по нынешним меркам – вообще слезы».
На самом деле в Чехии все было не совсем так. История с телеканалом
действительно была, но речь шла не о частном телеканале, а об
общественном Чешском телевидении, главном телеканале страны, и закрывать
его никто не собирался. Просто, как и в истории с НТВ, власти решили
сменить гендиректора канала на более послушного. Но здесь совпадения
заканчиваются.
Нельзя сказать, что НТВ в 2001 году никто не защищал. Руководство канала
еще не успели сменить, а люди — от 8 до 20 тысяч человек, довольно
много по тогдашним московским меркам, — уже собрались на демонстрацию в
их защиту. Это было 31 марта. Сами журналисты НТВ забастовали только 3
апреля, и продолжалась эта забастовка два дня. Когда 13-го числа власти
захватили канал, «уникальный журналистский коллектив» раскололся, и
большая его часть — в том числе и кое-кто из уволенных теперь, в 2012
году, — осталась работать с захватчиками.
В Чехии все было наоборот. Узнав о смене руководства, чешские журналисты
сразу же объявили забастовку и держали ее двадцать дней, отказываясь
выполнять указания нового начальства. Через несколько дней, как и в
случае НТВ, начальство захватило телеканал силой, но это не помогло —
заменить всех журналистов было невозможно, а старый состав, включая
технический персонал, просто отказывался работать.
Сто тысяч чехов действительно вышло тогда на улицы в поддержку бастующих
журналистов. И после этого власть действительно сдала назад. Но
произошло это лишь через две недели после начала событий. До этого люди
тоже выходили протестовать, но их было не сто, и даже не десять тысяч,
а, скорее, несколько сотен. Сначала журналисты доказали, что готовы
защищать себя сами. И уже потом их защитила улица.
В этом и заключается разница подходов. В Чехии и в других странах,
отвоевавших себе демократию, — вроде Южной Кореи, где как раз на днях
победно закончилась трехмесячная забастовка сотрудников информагентства
против цензуры, — журналисты считают, что должны защищать себя сами. В
России многие журналисты думают, что их должен защитить кто-то другой.
Народ. А если народ не бежит на защиту — и ладно, народу же хуже. Народ
останется без их уникальных программ, а уж они-то работу всегда найдут.
Но если рассказывать правду для вас не высокая миссия, а обыкновенный
способ заработать деньги, то с какой стати народу вас защищать? Вы и так
неплохо устроитесь в жизни. А народ уж найдет себе способ дознаться
правды — не по телевизору, так по «сарафанному радио». А если все-таки
миссия, то почему же вы за нее не боретесь? Почему вы, те, у кого
снимают с эфира программу или кому не дают снимать важный сюжет, не
уходите, хлопнув дверью на всю Россию? Почему вы, редакция, не бастуете,
когда по политическим причинам снимают главного редактора? Почему вы,
журналисты дружественных изданий, не протестуете, когда закрывают
оппозиционную радиостанцию или газету? Действительно, почему? Потому что
вам нужно кормить семью, а найти другую работу после такого демарша
может оказаться непросто? Если это так, никто не может вас осуждать.
Никто не вправе ожидать героизма и жертв от других. Но и вы не вправе
ожидать их от зрителей, слушателей и читателей — по крайней мере, пока
вы сами не стали примером героизма.
И да, даже если вы будете бороться до конца, это вовсе не гарантирует
того, что люди выйдут на улицы в вашу защиту. Они могут остаться дома и
оставить вас наедине с цензурой. Народная поддержка — всегда лотерея.
Но, если вы хотите эту поддержку получить, купите уже, черт возьми,
лотерейный билет.
